— Только адвоката нам и не хватало! — вырвалось у Аскания. — Пока что Бог миловал нас от этих ходатаев по мелким делам, во всяком случае, с тех пор, как я избавил город от последнего их экземпляра, что было давным-давно. Этот негодяй ел и пил у меня, не платя ни гроша, а когда я в конце концов вежливо напомнил про должок, он, видите ли, разозлился. Тогда я востребовал с него деньги через суд, и знаешь, что он учудил? Выдвинул против меня обвинение в незаконной продаже спиртных напитков в кредит…
— Что-что?
— Неужели ты не знаешь закона?
Сам трактирщик мог похвастаться поразительным знанием законодательства, в особенности той его части, что относилась к торговле спиртными напитками.
— Ну как же… тот, кто отпускает выпивку в долг, не только проигрывает дело по денежным претензиям, но может вовсе лишиться прав на продажу спиртного. Так вот, иск мой удовлетворен не был, зато я сохранил права!.. Ты только подумай, какого подонка я тут прикармливал целых полгода. Я совсем было озлобился и чуть не потерял веру в людей, а спасла меня только мысль о сострадании, которым меня окружили со всех сторон… да что там говорить, в молодости мне пришлось нелегко…
— Значит, действительно есть такая статья закона? — вернулся к прежней теме прокурор, не расположенный обсуждать эмоциональную сторону дела.
— Ты что, мне не веришь?
Асканий протянул руку, снял с полки один из томов Свода законов, полистал его, нашел нужное место, однако потом вынужден был вооружиться пенсне. Чтение или счет заставляли трактирщика прибегать к очкам, которые вмиг преобразили его физиономию: форма носа стала ближе к аристократической, а лицевые мускулы каким-то образом перераспределили нагрузку, так что Асканий начал походить на человека умного и интеллигентного.
Нехватка познаний в области законов возмещалась у прокурора неслыханной осведомленностью по части личностей: он был практически всеведущ в отношении происходящих в городке событий и знал, чего стоит всякий его житель, а потому снабжал Аскания ценными сведениями о надежности его клиентов.
«Этот никогда не платит по счетам, тот — человек сомнительный, а вон тот — вполне солидный; этот — из категории людей, которые могут, но не хотят, а тот — из тех, что хотят, но не всегда могут».
Теперь Асканию хотелось побольше разузнать о незнакомце — не на предмет его кредитоспособности, поскольку тот и не просил об одолжениях, а из-за своеобразия его характера.
— Говоришь, адвокат… А отец у него кто? А прочая родня?
— Отец у него деревенский лавочник, дрянной человечишко, а старший брат управляет имением у графа Икс.
— Но мы забыли самое главное: как его зовут?
— Он прозывается Либоцем.
— Если Либоцем, значит, он уроженец Венгрии или Богемии. Видом он смахивает на бродячего музыканта.
— Судя по всему, имя вымышленное, а на самом деле он какой-нибудь Петтерссон. Впрочем, его вины тут нет. Мать у него была то ли циркачка, то ли артистка варьете, а представительницы этих профессий более всех прочих занимаются скрещиванием рас и порождением космополитов, кои, не находя себе места в наших традиционных сообществах, становятся анархистами и предателями родины.
Тут прокурор умолк, поскольку хозяин с римским именем Асканий
[58]изменился в лице. Прокурор сообразил, что его занесло не туда, но побоялся еще более испортить дело объяснением. К счастью, его вызвали для телефонного разговора в «Городской погребок», так что спустя полчаса он уже сидел у трактирщикова конкурента с новой порцией пунша.