Серебряное прикосновение

Она всегда оказывалась права, по крайней мере хоть на какое-то время. Энн, которая спала очень чутко, слышала, как Эстер спускалась по лестнице, чтобы заварить настой ромашки, и Джон после жестокого приступа кашля в конце концов снова засыпал. Тогда, надев халат, она присоединялась к матери, зная, что ее приход всегда был желанным.

Как-то вечером, когда Джосс сидел и наслаждался уютом своего дома, его жена подвела итог их разговору о ситуации, сложившейся в доме его родителей. Они только что обсудили, как он заметил признаки болезни на лице отца задолго до того, как это стало очевидным для всех, и решил в тот же день остаться работать в мастерской Бэйтменов, где прошло его обучение.

— Я думаю, что это было откровение, — задумчиво сказала Элис, с чем Джосс был согласен, так как они оба были глубоко религиозными людьми. — Что мне кажется странным, так это непонятное стремление твоей матери не замечать состояние отца, как будто она борется с его болезнью в одиночку, никого не подпуская к нему. Его кашель поутих, но лишь на короткий период времени, это лишь незначительная победа в схватке. Если кто-нибудь говорит, что Джон выглядит уставшим, Эстер быстро отвечает, что он много работал в тот день и ему нужно всего лишь немного отдохнуть. Меня всегда интересовало, был ли поставлен диагноз «чахотка» твоему отцу, когда он ездил к врачу после сильной простуды. Да, Джон сказал нам, что у него слабость в легких, но я бы не удивилась, если бы узнала, что твоя мать заподозрила его в том, что он скрыл часть правды. С того дня я ни разу не слышала, чтобы она говорила о причине его слабого здоровья.

— Возможно, для нее это единственный способ справиться с происходящим, — тихо сказал Джосс то, о чем давно думал, но до сих пор молчал. Он заметил, как по лицу жены скользнула тень удивления, которая сменилась выражением сочувствия. Элис медленно повернула голову и посмотрела на язычки пламени, пляшущие в камине.

— Бедняжка, — сказала она задумчиво, будто сама себе. — Как она, должно быть, страдает, и насколько все ухудшится для нее, если дела не пойдут на поправку.

Новый год начался с сильной метели, морозы длились семь недель. Джон тепло одевался и по настоянию Эстер всегда укутывался шарфом, закрывая шею и подбородок, уходя в мастерскую, либо на прогулку. Свежий, бодрящий воздух прекрасно на него действовал, и он старался как можно чаще бывать в саду. Казалось, что сила воли Эстер помогает ему успешно бороться с болезнью. В мире их взаимоотношений, начинающемся за дверью спальни, началось возрождение страстной любви Джона. Этот всплеск энергии происходил из-за его безумного желания насладиться всем, что ему могла дать жизнь, прежде чем болезнь, не дававшая ему покоя, возьмет над ним верх. Она давно подстерегала его, дожидаясь своего часа.

Сад был весь в яблоневом цвету, когда в полдень, в мастерской, Джон, отложив инструменты в сторону, прислонился к станку. Заметив это, Джосс подошел к нему, обеспокоенный его бледностью. Эстер ничего не видела. Она была занята литьем подсвечников и переливала расплавленное серебро из тигеля в литейную форму. Работа была напряженной и трудной, так как изделие могло быть вынуто из формы только путем быстрого погружения в холодную воду, из-за чего она была вся окутана паром. Раньше это делал Джон, но теперь Эстер и Джосс поделили между собой всю оставшуюся работу, оставив ему только то, что было ему по силам или представляло для него особый интерес. Когда Эстер повернулась, утирая пот, выступивший на лбу, тыльной стороной руки, она заметила, что в мастерской кроме нее никого не было. В этом не было ничего странного, и она, нимало не беспокоясь, продолжала переливать расплавленное серебро в форму, когда вернулся Джосс. Хотя она видела только его силуэт, она сразу почувствовала, что что-то случилось.

— Я отвел отца в дом. Он не хотел, чтобы я тебе это говорил, но мне показалось, что он очень плохо себя чувствует.

Его слова прозвучали для Эстер, как похоронный звон, но она сдержала себя. Снимая фартук и чепец, она спросила:

— Он кашляет?

— Нет.

Он понял, что Эстер все эти дни жила, со страхом ожидая начала кровотечения, но никогда, ни словом, ни движением старалась не показать этого. Даже сейчас она была абсолютно спокойна.

— Присмотри за мастерской, — сказала она, выходя во двор.

Она нашла Джона в комнате, где он производил свои расчеты. Он опустился в большое кресло и ссутулился в нем, безвольно свесив руки с подлокотников. Он сидел, закрыв глаза, лицо было бледным, но услышав ее приближение, он открыл их. Зрачки были затуманены болью, но он с трудом заставил себя улыбнуться, зная, что она хочет это увидеть.

— Ничего страшного, — уверенно сказал он, продолжая притворяться перед ней. — Просто спазм.

— Ты придешь в себя, как только он пройдет.

Эстер опустилась на колени рядом с креслом, и взяв его руку, положила ее себе на грудь. Глядя на мужа, она почувствовала, как отступает тревога и возвращается спокойствие.

— Конечно, все будет в порядке.

— Не разговаривай, мой дорогой. Отдохни.