— …в исполкомах сидят!.. — продолжал Сафьянов начатый по дороге разговор. — Нет того, чтобы тоже съездить, чтобы протрясти зады!
Монгульби, не отмечая, вынес из дому седло.
— Жинко, давай серебряная уздечка.
— Какая такая уздечка?
— Сама знаешь какая. Одна. Серебряная.
Сафьянов, жуя беззубым ртом, бурый и мрачный, стал хлопотливо седлать Лериного коня. Капитолина и дети следили за его возней, столпившись на пороге дома.
— Эх и домчалась бы я! — сказала Капитолина. — Эх и мигом!..
— Ой, ну перестаньте же, Капа, на самом-то деле, — ответила Лера. — Как же мигом, когда целых четыреста километров!..
— Ну и что?.. А правда ваша… Была такая в прошлом году Екатерина Семеновна. Из Ленинграда. Ученая. Упала с коня, все зубы повыбивала. «Веришь, говорит, Капа, — вот хочу лечь и хочу умереть, и делай, что хочешь. И если бы пешком, так я бы лучше, ей-ей, пешком». Ясно — городской человек. Не слыхали такую, Коровникову, Екатерину Семеновну?
— Нет, — ответила Лера. — А что с ней было дальше?
— Ясно, что дальше. Села на коня и поехала. Еле ее откачала… Тучная была женщина… Все книжки читала — дознавалась, почему «Ак», почему «Кол» — такие фамилии.
— Валерия Александровна, — строго сказал Сафьянов, — если ехать, так ехать, а если тары растабаривать, так тары растабаривать…
Лера, закусив губу, подошла к лошади.
— Доедете! — сказала Капа, и круглое лицо ее вдруг осветилось цыганским, лукавым и неожиданным сиянием золотого резца. — Доедете, час добрый.
— Час добрый, тетенька Лера! — звонко подхватила Райка.
А Светозар молчал, насупившись, глядел на Сафьянова из-под опущенного к земле лба.
— Справа к лошади подходить… Давай заходи справа, Валерия Александровна! — скомандовал Сафьянов.
Лера легонько оперлась ногой о стремя и села в седло. Рысью, тихим шагом побежали вперед лошади и собака Джульбарс.
— До свидания, Капитолина!
— Час добрый!
…Вот дома, деревья, электростанция. Вот на пороге конторы показался Монгульби. Вот на стремянках у нового дома стоят девушки-строители. Они машут Лере рукой. Уже слышны в прозрачной тишине утра первые дробные удары молотков.
— Нажмем, нажмем, Валерия Александровна, — сказал Сафьянов. — На стане люди ждут. С вечера ждут. Я обещался часу в четвертом приехать. Будь неладно это седло!
— А они нас дождутся, как вы думаете? — тихо спросила Лера.
— Надо быть, дождутся, — ответил Сафьянов. — А как же иначе? Бегзи задержит. Я его вчера вечером видел. Говорил: буду ждать.
…Вот дом, и еще один. А впереди — поля. И вот — последний дом.
Из дома выходит старуха хакаска. Идет к реке и поет.
Сын этой женщины был шофером и погиб два года назад на дороге из Кызыла в Абакан. Сорвался и полетел в пропасть.
С тех пор старуха всегда что-то напевает…
Она говорит о себе: «Люди думают — вот, наверно, хорошо живет старуха. Все поет. Веселая старуха».
Ее вечная песня начиналась словами:
И кончалась:
Лере еще в прошлый приезд перевели эту песню.
Старуха шла к реке, тихонько позвякивало ведро. Она, щурясь, смотрела в сторону солнца, в ту сторону, куда ехали Сафьянов и Лера.
Нескончаемы дороги Тувы, широки и необъятны Для глаза.
Впереди бежал Джульбарс. Легкий цокот копыт заглушал и заглушил наконец тонкий голос старухи:
Часть вторая
1
Попутчики-тувинцы едут быстро, куда быстрее Леры и Сафьянова. И мало того, что быстро, — они едут счастливые. Танцуют лошади, обходя поваленный ствол, легко проскальзывают в узкое пространство между деревьями; играючи, поднимется кверху рука человека — отклонит ветку, чтобы не хлестнула по лицу… А каково Лере и ее лошади?!
Им не особенно хорошо: у плохого наездника всякая лошадь плоха; самому лучшему коню приходится туго, если им управляет плохой седок.
Лере кажется, было бы легче пробираться в этой чаще пешком. Но как сойти с коня посреди леса? Она сейчас же заблудится; да и неужели пустить лошадь так, налегке?.. Кто же это разрешит, чтобы человек шел в такую даль рядом с лошадью на своих на двоих?
… Далековато, кажется, отъехали попутчики. Нет. Не особенно далеко. Лес густой, чаща непролазная — людей не видно, но отчетливо доносятся их голоса, Слышен то смех, то возглас — короткий и гулкий. А цоканья копыт не слышно: ведь земля в тайге мягкая, вся из мха, опавших хвойных иголок, вся влажная, в буграх и кочках. Только тут и там лезут из земли корни или поперек дороги лежит дерево, когда-то давно поваленное грозой. Лежит и гниет.
Не отставая от Леры, мрачно едет сзади исполнительный Сафьянов.