Серебряное зеркало и другие таинственные истории

Ближе к утру я пробудился. Луна поднялась и ярко сияла в незанавешенном окне, заливая комнату мягким голубоватым светом, в котором чудилось что-то пугающее, — хотя, смею сказать, это неудивительно. Лунный свет всегда кажется немного призрачным, как вы, должно быть, и сами заметили. Но вообразите мое удивление и гнев, когда я увидел, что на полу разместилась по меньшей мере дюжина других постояльцев! Я сидел, от души проклиная хозяев этой странной гостиницы, и хотел уже встать с постели, чтобы пойти и устроить скандал ночному портье, с его тихонькими повадками и сальной свечкой, — но тут некое обстоятельство поразило меня так, что я не смог двинуться с места. Как говорят в таких случаях романисты, я оцепенел от ужаса. Потому что все эти люди, несомненно, были мертвы! Они лежали на спине, размещенные рядами по трем сторонам комнаты, ногами к стенам (у четвертой стены, самой дальней от двери, стояли моя кровать и стул). Лица их были закрыты, но под белой тканью проступали черты двоих, лежавших в квадрате лунного света возле окна, — резко очерченные профили, заострившиеся носы и подбородки. Я думал, что это дурной сон, и пытался крикнуть, но не сумел издать ни звука, как обычно бывает во время кошмара. Наконец с отчаянным усилием я спустил ноги с кровати, пробравшись между двумя рядами закрытых лиц и двумя телами у самой двери, покинул это адское место и ринулся в комнату служащих.

Ночной портье был там. При тусклом свете другой сальной свечи он сидел за столом, пристально глядя перед собой. Он не поднялся со стула; мой неожиданный приход ничуть его не встревожил, хотя, должно быть, я и сам выглядел не лучше покойника. Тогда мне пришло в голову, что прежде я толком не разглядел этого парня. Он был невысокого роста, с бесцветной физиономией и самыми белесыми, самыми светлыми глазами, какие я когда-либо видел. Его одежда была грязно-серой; на лице отражалось не больше чувств, чем на тыльной стороне моей ладони. «Черт бы вас побрал! — воскликнул я. — Что это вы затеяли?» Я все еще дрожал, как лист на ветру, и не узнавал собственного голоса. Портье встал, поклонился и… ну, в общем, его там больше не было, — продолжил полковник извиняющимся тоном. — В тот же миг я почувствовал, что кто-то положил руку мне на плечо. Только представьте себе это, если можете! Невыразимо испуганный, я обернулся и увидел полного добродушного джентльмена, который спросил: «Что случилось, друг мой?»

Мой рассказ занял немного времени, но, прежде чем я закончил, джентльмен слегка побледнел. «Послушайте, — сказал он, — вы говорите правду?»

Я уже взял себя в руки, страх уступил место негодованию. «Если вы сомневаетесь в моих словах, я из вас душу вытрясу!» — ответил я.

«Нет, — сказал он, — я вам верю; только сядьте и выслушайте меня. Это не гостиница. Тут была гостиница прежде, но потом ее заняли под лазарет. Теперь дом пустует в ожидании нового съемщика. Комната, которую вы упомянули, служила мертвецкой, и в ней всегда было множество покойников. „Тот парень“, как вы называете ночного портье, действительно работал в гостинице, а позже регистрировал поступающих в лечебницу пациентов. Не понимаю, как он мог оказаться здесь. Он умер несколько недель назад».

«А вы кто такой?» — с трудом выговорил я.

«О, я присматриваю за домом. Сейчас я случайно проходил мимо, заметил в окнах свет и зашел узнать, в чем дело. Ну-ка пойдемте, поглядим на эту комнату», — добавил он, снимая со стола оплывшую свечку.

«Сперва я увижу, как вы отправитесь к дьяволу!» — воскликнул я и выбежал из дверей на улицу. Сэр, этот Брифитт-хауз в Атланте — отвратительное место. Не останавливайтесь там!

— Боже меня упаси! Судя по вашему рассказу, местечко не слишком уютное. Между прочим, полковник, когда все это произошло?

— В сентябре 1864 года, вскоре после осады.[1]

Перевод Е. А. Егоровой

Герберт Дж. Уэллс КРАСНАЯ КОМНАТА

— Могу вас заверить, — сказал я, — что потребуется вполне осязаемый призрак, чтобы меня напугать.

И я встал перед огнем со стаканом в руке.

— Это ваш собственный выбор, — сказал человек с высохшей рукой, глядя на меня искоса.

— Я живу на свете уже двадцать восемь лет и никогда еще не видел привидений.

Старуха сидела, уставившись на огонь светлыми широко открытыми глазами.

— Да, — заговорила она, — и за двадцать восемь лет вы никогда не видели таких домов, как этот, я полагаю. Вы еще многого не видели, в ваши-то годы. — Она медленно покачала головой. — Много есть такого, что люди видят себе на горе…

Похоже было, что старики нарочно поддерживают своей бесконечной болтовней мрачную репутацию дома.

Я поставил на стол пустой стакан, окинул взглядом комнату и вдруг заметил самого себя — сплюснутое, непомерно растянутое в ширину отражение в диковинном старом зеркале на дальней стене.

— Что ж, — произнес я, — если я увижу что-нибудь сегодня ночью, это будет надежное свидетельство. Я сужу о таких вещах непредвзято.

— Это ваш собственный выбор, — снова сказал человек с высохшей рукой.