Руки старушки дрожали. Она сжала их плотнее. – Вернувшись, я заметила, что у Жанетты не пришли в срок крови, но даже и подумать не могла... миледи, она была такой добронравной. К тому же во Франции девушек содержат в такой строгости, что она не встречалась ни с кем из мужчин, кроме своего исповедника, но даже в этом случае я ждала ее поблизости в церкви. Я спала в гардеробной, дверь между нами была открыта – но, конечно, в ту ночь, когда все и произошло, он знал, что меня нет поблизости.
Тетушки объяснили Жанетте, что из-за маленького приданого ей нужно искать мужа в Англии, но она сказала мне: «Я не хочу в мужья англичанина, Тереза», – и засмеялась. Тогда я на мгновение подумала, что она живет в какой-то волшебной сказке, моя Жанетта. Она вполне могла сказать: «Когда-нибудь я выйду замуж за прекрасного принца, Тереза», и засмеяться, поэтому я подумала, что она витает в облаках. И мы поехали в Англию, а чуть позже она встретилась с вашим мужем.
– В парке.
– Да. Она гуляла там с леди, которая была знакома с ним, и их представили друг другу. Жанетта была вежлива, очень вежлива, а в тот день она получила открытку от Жан-Поля, своего кузена, и была такой веселой и счастливой. Сердце вашего мужа было сражено, всю следующую неделю он навещал ее каждый день. Она всегда была вежлива с ним, монахини хорошо ее воспитали. Немного спустя, он поговорил с тетушками Жанетты и попросил ее руки. Едва он ушел, они послали за ней и рассказали, как ей повезло, что она получит мужа благородного происхождения, с титулом, имением, богатством – и он берет ее без приданого, потому что любит. Она прибежала ко мне наверх в панике: «Что мне делать, Тереза? Они требуют, чтобы я сказала «да», но я не могу, не могу!» И я ей сказала: «Конечно, ведь если молодой человек – англичанин, значит, он протестант». Жанетта ужаснулась, потому что не подумала об этом. Она вернулась к тетушкам и сказала, что не может выйти замуж за еретика. Те очень разозлились, но она была истинно верующей и твердо настаивала на своем. Они, наконец уступили, но она так переволновалась, что от радости упала в обморок. Но не только от радости, миледи.
Я подошла к ней и расшнуровала ее корсет, и тут мы все увидели вены на ее груди и пятна на теле. Пятна были даже на ее лице – потемнения наподобие крыльев бабочки. Тогда я не знала, что у некоторых женщин бывают такие признаки. Я замечала их, но думала, что это оттого, что она выходит гулять без зонтика, – плечи Терезы затряслись.
Это было ужасно, миледи, ужасно. Они разозлились и набросились на Жанетту. Она не могла противостоять им и рассказала, кто приходил к ней в комнату. Одна из ее тетушек, мадам маркиза, была его матерью. Она считала, что он не мог совершить дурной поступок. У другой тетушки не было детей, и она обожала своего племянника. Поэтому они сказали ей, моей Жанетте, что во всем виновата только она. Они сказали ей, что она соблазнила и развратила его, они говорили с ней словно с уличной девкой. До сих пор она не знала, что совершила грех, но теперь узнала, а когда она поняла, что носит ребенка... ее лицо...
– Но она же должна была догадаться, потому что у нее не пришли крови.
Тереза покачала головой.
– Нет, миледи, монахини выучили ее превосходнейшим манерам, выучили прекрасно вышивать – но это все, чему они ее выучили. Она считала, моя Жанетта, что детей приносят ангелы на крыльях и кладут по ночам рядом с матерями, – она вздохнула. – Вы – женщина из народа, миледи, как и я. На ферме мы узнаем, откуда берутся детеныши. Но молодым леди никогда не объясняют таких вещей. Она даже не заметила изменений на своем теле. Монахини выучили ее, что быть обнаженной – грех, и она даже ванну принимала в ночной сорочке, как они ей велели. Даже передо мной, своей кормилицей, она никогда не показывалась раздетой, никогда.
Если бы она была не такой стыдливой, мы узнали бы, сколько времени прошло с тех пор, как к ней приходил кузен, но она от смущения отвечала невнятно. Мы все подумали, что это случилось в последнюю ночь моего отсутствия, а не в первую. А Жанетта понимала в этом не больше, чем ребенок, которого она носила. Она поняла только то, что совершила грех, тяжкий грех, и попросила позволить ей вернуться в монастырь для покаяния, чтобы надеть там власяницу и жить, умерщвляя плоть. Но мадам маркиза завизжала как торговка рыбой: «Муж тебе нужен, а не монастырь!» Я увидела, что в глазах Жанетты вспыхнула надежда, но мадам графиня добавила: «Этот муж придет за ответом завтра», – и надежда погасла.
Я больше не могла сдерживать язык. Я сказала мадам маркизе: «Миледи, разве он зачал этого ребенка?» Она в ярости набросилась на меня: «Она сама во всем виновата!