– Вы не родились леди, но все-таки знаете французский. Святой Жан сжалился наконец над моей Жанеттой, – вы сумели прочитать дневник.
– Да, я прочитала его.
– Хорошо. Моя Жанетта сказала мне: «Тереза, когда новая жена Леонида прочитает мой дневник, передай ей от меня сообщение», – старушка запнулась на мгновение, собираясь с силами, а когда заговорила снова, мне показалось, будто я слышу нежный, печальный голос, который много лет назад слышала в Борреле: «Мадам, новая жена Леонида, пожалуйста, умоляю вас, дайте ему любовь, которой не могла дать я».
Наступило молчание. Затем Тереза заговорила снова, ее лицо теперь было спокойным и беззаботным.
– Миледи, сначала я не приехала, потому что вы родили ребенка от Фрэнсиса, а позже не смогла из-за войны. Но война закончилась, а по слезам, которые, прошлым вечером появились у вас из-за мужа, я поняла, что вы любите его. Значит, вы можете дать ему то, что не могла дать моя бедная Жанетта, – и теперь наконец она упокоится в мире. Спасибо, миледи, спасибо.
Она встала, держа голову высоко, словно с ее плеч свалилась тяжелая ноша, а мое сердце кричало: «Но я не могу, потому что потеряла его любовь!» Но мои губы не шевельнулись.
Тереза заговорила снова:
– Спасибо и за то, миледи, что вы позволили мне повидать внучку моей Жанетты. Я каждый день молюсь за нее, чтобы она была счастлива. Я буду молиться и за вас, миледи – по вашему кроткому лицу я вижу, что вы так же добронравны, как и моя Жанетта, – я все еще не могла выговорить ни слова. – Аи revoir, milady.
Она взяла свою корзинку и собралась уходить. Я сумела только прошептать: «Аи revoir, madame», – и осталась наедине со своими мыслями.
Теперь я поняла многое. Если бы я понимала это раньше! А я должна была понять – у меня были ключи, но я запуталась в собственных проблемах и не обратила на них внимания. Я, конечно, замечала, что Лео ненавидит свое уродство, но не догадывалась, почему. Я знала, что Жанетта никогда не любила его, но не представляла всей глубины ее отвращения. Мне следовало бы догадаться после того, как Лео сказал мне однажды: «Я не хочу прикасаться к тебе, – мое прикосновение слишком опасно для женщины». Даже Фрэнк намекал мне на правду. Когда он рассказал мне, что Лео, не был его настоящим отцом, то упомянул, что порой супружеские требования Лео превышали силы Жанетты. Но я не обратила на это внимания, потому что он говорил о Жанетте как о женщине, уже носящей ребенка и боящейся, что об этом догадается муж. Кроме того, я знала, что она любила другого мужчину, поэтому ее отвращение к притязаниям супруга выглядело естественным. Я даже предположила, что она скрывала отвращение из боязни выдать свою тайну. Она так и делала – скрывала свои подлинные чувства, постоянно обманывая Лео – пока он не прочитал ее дневник.
Мой Лео, что же ты почувствовал, узнав правду? Ох, Лео, зачем ты вообще стал читать ее дневник? И зачем ты прочитал письмо Фрэнка? Почему ты не веришь мне? Но я уже знала ответ – я держала его в руке. Как он мог верить другой женщине, прочитав об обмане Жанетты? В это мгновение я ненавидела ее, как никогда в жизни. Я схватила ее дневник и отшвырнула прочь, вложив в бросок столько силы, что тетрадка с размаху влетела в камин, взметнув вверх уже остывшую золу, а я зарыдала: «Ты погубила его, ты погубила его!»
Однако моя ненависть постепенно истощилась. Жанетта не хотела погубить Лео, она очень старалась выполнить свой долг. Но Лео требовал от нее больше, чем долг, как и от меня. Лео нуждался в любви, безграничной любви, а я не давала ему ее, пока не стало слишком поздно. Я даже не понимала всей глубины его потребности до тех пор, пока он не потерял веру в меня. Значит, я виновна так же, как и Жанетта.
Я поднялась в детскую. Флора сидела на стуле у окна, ее светлые волосы сияли под лучами неяркого зимнего солнца. Флора, внучка Жанетты, дочь ее любимого сына, которого я любила так долго – и горький вкус предательства подступил к моему горлу. Я подавила его и выбросила прочь из головы. Но я не могла выбросить оттуда Жанетту, да и не пыталась. Еще несколько дней я чувствовала ее рядом с собой, вспоминая, как она жила в этом доме, где теперь жила я, гуляла по саду, где гуляю я, и носила имя, которое теперь было моим.
Я не могла отделаться от ее дневника, он притягивал меня, словно пламя свечи притягивает ночную бабочку, которая снова и снова возвращается к нему, опаляя крылья. Жанетта писала о своих чувствах к Лео, но, перечитав дневник, я заметила, что она писала и о чувствах Лео тоже. За ее словами был виден Лео – пылкий, страстный, положивший все к ее ногам – влюбленный юноша. Я никогда не увижу его таким – и я горевала по прошлому, в котором мы никогда не были вместе.