Серебряные глаза

Наконец девушка поднялась, подошла к Теодору – можно подумать, она до последнего оттягивала этот момент, – и взяла кролика на руки. Фиолетовый мех у него на спине не вылинял, оставшись такого же яркого, насыщенного цвета, как в ее воспоминаниях. Девушка нажала на кнопку у основания шеи игрушки, но кролик остался безжизненным. Искусственный мех вытерся, одно ухо свисало, еле-еле держась на единственной полусгнившей нитке, и в образовавшемся отверстии виднелась зеленая пластиковая плата. Чарли затаила дыхание, испуганно прислушиваясь.

– Я… бя… лю… – еле слышно произнес кролик, коверкая слова, и Чарли посадила его на место, чувствуя, как приливает к щекам кровь и учащенно бьется сердце. Она не надеялась вновь услышать голос отца. «Я тоже тебя люблю».

Чарли еще раз окинула взглядом комнату. Когда она была ребенком, это был ее собственный волшебный мир, принадлежавший ей одной; в этот мир допускались лишь немногие избранные друзья. Девушка подошла к кровати и снова отправила Стэнли в путешествие по кругу. Она вышла, закрыв за собой дверь до того, как единорог остановился.

Чарли вышла через черный ход и направилась к гаражу, который ее отец использовал как мастерскую. В нескольких футах от себя она увидела полускрытый гравием кусочек металла и нагнулась его подобрать. Посередине детали имелся шарнир, и девушка с улыбкой покрутила его в руках. «Это локтевой шарнир, – подумала она. – Интересно, кому он предназначался?»

В прошлом она множество раз стояла на этом самом месте. Чарли закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Она вновь стала маленькой девочкой, которая сидела на полу в мастерской отца, играя с деревянными и металлическими деталями, словно это детали конструктора – она пыталась сложить из них башню. В гараже было жарко, и Чарли обливалась потом, а ее ноги в шортах и кроссовках чернели от грязи, пока она сидела на полу. Она почти чувствовала резкий металлический запах припоя. Отец находился рядом, всегда в поле ее зрения, он работал над Стэнли, единорогом.

Морда Стэнли еще не закончена: одна сторона белая, блестящая и дружелюбная, с блестящим карим глазом, казавшимся почти зрячим. Другая половина игрушечной мордочки состояла из печатных плат и металлических деталей. Отец смотрел на Чарли и улыбался, а она улыбалась в ответ, чувствуя, что ее любят. В темном углу за спиной отца висели, едва различимые во мраке, металлические руки, ноги, лапы, сплетенный из множества деталей каркас-скелет с горящими серебристыми глазами. Он то и дело подергивался – жуткое зрелище! Чарли старалась на него не смотреть, но пока отец работал, а она играла со своими импровизированными игрушками, взгляд ее нет-нет да и останавливался на страшном остове. Казалось, его кривые руки и ноги издеваются над ней, а сам скелет – этакий наводящий ужас шутник, и все же смотреть на него было почему-то больно.

– Папочка? – позвала Чарли, но отец, не поднимая головы, трудился над игрушкой. – Папочка! – повторила она настойчивее, и на этот раз он медленно повернулся к ней, словно мысли его витали далеко от этого мира.

– Что ты хочешь, малышка?

Девочка указала на металлический каркас. «Ему больно?» – хотела спросить она, но, посмотрев в глаза отцу, не смогла произнести ни слова и помотала головой.

– Ничего.

Отец кивнул и, рассеянно улыбаясь, вернулся к работе. Существо у него за спиной снова дернулось, а его глаза по-прежнему горели.

Чарли поежилась и вернулась в настоящее. Потом обернулась, чувствуя себя незащищенной. Посмотрела себе под ноги, и ее взгляд зацепился за три углубления в земле. Она опустилась на колени, задумчиво провела пальцами по одному углублению. Гравий разбросан в стороны, выемка в почве довольно глубокая. «Штатив для фотоаппарата здесь стоял, что ли?» Эти следы выбивались из привычной картины. Дверь мастерской, скрипнув, чуть приоткрылась, приглашая войти, но Чарли не испытывала ни малейшего желания заходить внутрь. Девушка быстро пошла обратно к машине, но, уже сев на водительское место, замерла. Ключи пропали, наверное, она обронила их где-то в доме.