Серебряные коньки

Между тем Ханс думал только о том, как счастлив «Томас Хигс», что снова может сделаться ассистентом меестера, а тетушка Бринкер тихонько вздыхала, жалея, что мать Лоуренса умерла и не может полюбоваться на такого прекрасного молодого человека, – вздыхала и удивлялась, почему доктор Букман ничуть не огорчен тем, что его серебряные часы так потускнели. Он носит часы с тех самых пор, как получил их от Раффа, это ясно. А куда же он девал золотые, которые носил раньше?

Свет падал прямо на лицо доктора Букмана. Какой у него был довольный вид! Как он помолодел и повеселел! Его глубокие морщины разгладились. Он смеялся, говоря отцу семейства:

– Ну разве я не счастливый человек, Рафф Бринкер? В этом месяце мой сын продаст свою фабрику и откроет склад товаров в Амстердаме. Теперь я буду даром получать футляры для очков.

Ханс встрепенулся:

– Склад товаров, мейнхеер! Но разве Томас Хигс… то есть ваш сын… не будет вашим ассистентом по-прежнему?

По лицу меестера промелькнула тень, но, сделав над собой усилие, он улыбнулся и ответил:

– Нет, с Лоуренса этого довольно. Он хочет остаться коммерсантом.

Лицо Ханса выразило такое удивление и разочарование, что доктор добродушно спросил его:

– Что же ты умолк, дружок? Разве быть коммерсантом позор?

– Н-нет, не позор, мейнхеер, – запинаясь, ответил Ханс, – но…

– Но что?

– То, другое призвание гораздо лучше, – ответил Ханс, – гораздо благороднее! Я думал, мейнхеер, – добавил он горячо, – что быть врачом… лечить больных и увечных, спасать человеческую жизнь, уметь делать то, что вы сделали для моего отца, – это самое лучшее, что есть на земле!

Доктор строго взглянул на него. В этом взгляде Хансу почудилось осуждение. Щеки его запылали, горячие слезы навернулись ему на глаза.

– Скверное занятие, мой мальчик, – эта медицина, – сказал доктор, все еще хмурясь, – она требует великого терпения, самоотвержения и упорства.

– Конечно, требует! – сказал Ханс, снова загораясь. – Она требует и знания, и благоговения перед человеком. Ах, мейнхеер, может быть, у этого призвания есть свои трудности и свои недостатки… Впрочем, вы не всерьез осуждаете медицину. Нет, это великое и благородное призвание, а не скверное! Простите меня, мейнхеер, – не мне говорить так смело.

Доктор Букман был явно недоволен. Он повернулся спиной к юноше и вполголоса заговорил с Лоуренсом. Тетушка Бринкер, найдя нужным сделать строгое предупреждение Хансу, нахмурила брови. Знатные господа, как ей достаточно хорошо известно, не любят, когда бедняки им перечат.

Меестер обернулся:

– Сколько тебе лет, Ханс Бринкер?

– Пятнадцать, мейнхеер, – ответил тот, вздрогнув.

– Ты хотел бы стать врачом?

– Да, мейнхеер, – ответил Ханс, дрожа от волнения.

– Ты хотел бы, с согласия родителей, посвятить себя науке, поступить в университет и со временем стать моим учеником?

– Да, мейнхеер!

– Подумай хорошенько: тебе не надоест и ты не раздумаешь как раз в то время, когда я всю душу положу на то, чтобы подготовить тебя и сделать моим преемником?

Глаза у Ханса загорелись.

– Нет, мейнхеер, я не раздумаю!

– В этом вы можете ему поверить! – воскликнула тетушка Бринкер, не утерпев. – Когда Ханс что-нибудь решил, он – как скала! А что до учения, мейнхеер, так в последнее время малый прямо прирос к своим книгам. Он уже теперь бормочет по-латыни не хуже любого священника!

Доктор улыбнулся.

– Ну, Ханс, если твой отец согласен, других препятствий я не вижу.

– Хм! Дело в том, мейнхеер, – проговорил Рафф, слишком гордившийся своим сыном, чтобы сразу сдаться, – что сам я предпочитаю трудиться на чистом воздухе. Но если малый хочет учиться на доктора и если вы ему поможете пробить себе дорогу, то я не против. Денег – вот чего не хватает! Но их можно добыть, когда есть пара сильных рук. Пройдет еще немного времени, и мы…

– Молчите! – перебил его доктор. – Если я отниму у вас вашего главного помощника, я за это заплачу – и с радостью. У меня будет как бы два сына… Что ты на это скажешь, Лоуренс? Один купец, а другой врач… Я буду счастливейшим человеком в Голландии!.. Приходи ко мне завтра утром, Ханс, и мы тотчас же все устроим.

Ханс только поклонился в ответ. Он не решился вымолвить ни слова.

– И вот еще что, Бринкер, – продолжал доктор, – когда мой сын Лоуренс откроет склад товаров в Амстердаме, ему будет нужен надежный, дельный человек вроде вас; человек, который наблюдал бы за работой и следил за тем, чтобы лодыри занимались делом. Человек… Да скажи ему об этом сам, болван!

Последние слова доктора были обращены к сыну и звучали вовсе не так резко, как это кажется на бумаге. «Болван» и Рафф быстро и прекрасно поняли друг друга.

– Очень мне не хочется бросать плотину, – сказал Рафф, после того как они немного поговорили друг с другом, – но вы сделали мне такое выгодное предложение, мейнхеер, что отказаться от него – все равно что ограбить свою семью.

* * *

Подольше посмотрите на Ханса, пока он сидит, устремив благодарный взгляд на меестера, ведь вы много лет не будете встречаться с ним.