Серебряные крылья любви

— Не подходи ко мне. Я не хочу больше говорить с тобой. Уходи из моей комнаты.

— Алинка, перестань. Это уже не твоя комната, а наша спальня, если ты не забыла об этом,— он медленно подходил к ней.

— Не подходи ко мне, я сказала. На меня твои уловки и слова больше не подействуют. Сегодня я буду ночевать здесь одна. Понял? — она поднялась на ноги, обошла кровать и бегом направилась к выходу, но он схватил её за руку и резко прижал к себе, сковывая пальцами её запястья и увлекая к стене, крепко прижимая её своим телом.

— Пусти меня! — она вырывалась, пытаясь выскользнуть, но руки Андрея всё сильнее сжимали её в своих объятиях.

— Пусти меня, пусти, — кричала Алина, осыпая Андрея ударами своих рук.

Одонецкий снова скрутил её ладони своими руками и стремительно закрыл её губы своими. Врываясь в её рот, он не давал ей возможности больше возмущаться или кричать.

Она задыхалась, но он не отпускал её губы ни на минуту, быстро лаская и подчиняя их. Он вдавил её тело в стену, поспешно срывая с неё всю одежду. Яростно принялся ласкать её тело, которое на мгновение обмякло, словно замерло в его руках. Но уже через секунду Алина притягивала его к себе и выгибалась, подчиняясь его жарким прикосновениям. Она стремительно развязывала его галстук и стягивала с него одежду, нещадно отрывая пуговицы и царапая ногтями его кожу.

Андрей отстранился от неё лишь на мгновение, чтобы взглянуть в её глаза.

Нет, она уже не маленький котёнок, каким была прежде. Кошка дикая, необузданная, страстная с горящим и затуманенным взором желанием. Желанием, которое он научился приручать, зная все её уязвимые места и слабости её тела, открывая их для себя ещё в их первую ночь.

Он стремительно уложил её на кровать, и ворвался в неё подобно урагану, укрощая её тело и срывая с её губ громкий крик. Извиваясь и сжимая пальцами края простыни, она в очередной раз сдавалась, затихала и уже не хотела ничего кроме его самого, кроме его тела, его силы и его власти над собой. Просила, требовала, оставляла царапины на его спине ногтями и прихватывала зубами кожу на его плече.

Он чувствовал каждую клеточку её тела, каждое её движение. И вёл её долго и терпеливо к их общему наслаждению. Доводил её до края, когда она уже проваливалась, словно в транс. Забывая об условностях и приличиях, и просто трепетала в его руках, громко выкрикивая его имя. И теряла ощущение пространства, от разливающегося по ее телу удовольствия каждый раз, когда он возносил её на небо.

Тело Алины все ещё дрожало в его руках, когда Одонецкий опустился с ней рядом и, сжимая её пальцы в своих ладонях, тихо прошептал ей на ухо:

— Ты моя, слышишь. Ты моя, и никогда не смей сомневаться в этом. Никогда не смей меня ревновать, потому что кроме тебя мне никто не нужен и никогда не будет нужен. Ты слышишь? — он повернул к себе её лицо с затуманенным взором. Она всё ещё была, словно во сне, погружённая в сладкое томление, что разрывало до сих пор её тело, и лишь молча кивала, отвечая на все его вопросы.

— Завтра же звоним родителям и назначаем день свадьбы. И не смотри на меня так, — он погладил её по щеке. — Свадьба, и не просто в мэрии, а в церкви, и ребёнок. Хочу, чтобы ты родила мне ребёнка, как можно быстрее. Я хочу нормальную семью. Я устал от этой вечной неопределённости, ревности и обид. Пора это всё прекратить.

— Это ты мне так делаешь предложение? — прошептала Алина.

— Только так и никак иначе. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и наконец, поняла, что ты принадлежишь только мне, и ничто и никогда нас не разлучит больше. Ты выйдешь за меня? — он склонился и требовательно поцеловал её в губы.

— Выйду, — тихо произнесла Алина и, прикрыв глаза, заплакала.

Андрей опустился с ней рядом и, прижав к себе, нежно подул на её прикрытые ресницы, и собрал губами со щёк её солёные слёзы.

Одонецкий облегчённо вздохнул.

Алина… его вечное наваждение, его одержимость, его проклятие и дар судьбы. Неукротимая, своенравная, дикая и необузданная, но он научился укрощать её, и знал теперь уже наверняка, что она его, вторая половинка от одного целого. Чувствовал это и когда просто был рядом и каждый раз, когда усмирял её в постели, ощущал это до дрожи. До её малейшего вздоха, движения её тела, понимал, что она его. Созданная и отлитая, словно по идеальной пропорции и соотношению, именно для него, для его тела, для его любви, и для всей его жизни.

Она уже тихо спала в его руках, растерявшая все свои силы в неравной борьбе с ним.

Андрей улыбнулся и провёл рукой по её телу, стирая капельки влаги с её груди. Вздумала бороться с ним, противостоять и ставить свои условия. Не рассчитала свои силы, и потеряла и их, и своё настырное самообладание.

Маленькая дурочка, маленький глупыш, когда же ты повзрослеешь, когда станешь взрослой и степенной? А, впрочем, зачем ей меняться. Если он любил её именно такую, немного взбалмошную, несдержанную, импульсивную, изводящую его ревностью и подозрениями. Любил её, безумно хотел, тихо умирал каждый раз, когда она плакала, и возрождался снова, когда видел её улыбку или хорошее настроение.