Серебряные стрелы

И Хрусталеву вдруг стали понятны те необъяснимые катастрофы, когда летчики при заходе на посадку в сложных условиях падали перед полосой. Похоже, и Игнатьев уже переступил последнюю черту естественного ощущения опасности — он был сейчас одержим только одной мыслью: сесть во что бы то ни стало! И будет теперь снижаться до последнего, до столкновения с землей, утратив способность предвидеть надвигающуюся катастрофу, от которой их отделяют считанные секунды.

— Командир, передали — уходить на второй круг! — Хрусталев легонько поддернул штурвал.

— УИРТ девяносто, уходим на второй круг, — словно очнувшись, дал команду Александр Иванович. — Держи управление, Андрей… держи, рассыпается все, — приглушенно попросил он…

Эту картину, видимо, было жутко наблюдать со стороны. Выхваченная над самой землей тяжелая четырехмоторная машина, покачиваясь с крыла на крыло, уходила вверх, в ночное небо, высвечивая острым лучом фар белые трассы летевшего навстречу снега.

Самолет быстро набрал скорость, «плотно сел» в поток и снова стал легкокрылой ласточкой.

Все молчали, приходя в себя. Не снимая руки со штурвала, Хрусталев, наклонив голову, вытер потное лицо о рукав куртки. Колонн дрожали, язык, казалось, стал деревянным и будто запал в гортань.

— Крути, Андрей, первый разворот, — словно издали сказал ему Александр Иванович. Он, видимо, не обиделся, что Хрусталев вмешался в управление. Скорее, наоборот. Даже сам закрылки убрал, не стал отвлекать «правака» от пилотирования. Как бы поменялись на этот полет ролями. Александр Иванович сидел тихонько, привалившись плечом к креслу, и вид у него был, конечно, далеко не боевой: усталые руки бессильно лежали на коленях, сам он ссутулился и смотрел, полуотвернувшись куда-то в сторону, в темень. Как-то отстранился он от полета, вроде напал в эту кутерьму случайно и сейчас хотел только одного — чтобы его оставили в покое…

Хрусталев смотрел на него сбоку и вспоминал слова Тамары о нем. Она приходила к Андрею в гостиницу вечером того же дня, когда произошел спор летчиков в классе…

Глава XIV

Никогда не думала Тамара, что пойдет к Андрею, но случилась беда — и не могла не пойти.

В тот день Саша пришел домой раньше обычного. Она уже привыкла, что он являлся затемно, даже ужинал в своей летной столовой, а на этот раз и Алинка еще не спала, топталась в большой комнате около серванта. Шел ей уже девятый месяц, поднималась доченька на ноги. Увидела отца, опустилась на палас и замельтешила ручками-ножками — быстрее к нему.

Научилась Тамара определять состояние мужа по первому взгляду. Не удалось ему легко, беспечно улыбнуться, осталась в глазах какая-то омраченность.

— Ничего не произошло? — спросила она.

— Нет, все отлично! — Он взял Алинку на руки, прошел к дивану. — Чем вы тут занимаетесь? Давно я с тобой не играл, — щекотал подбородком животик дочери. А она, откинув голову, звонко смеялась.

Не жаловалась на свою жизнь Тамара. Соберутся иногда женщины, начнут вспоминать своих мужей: и такие они и сякие, и пьют, и гуляют, и дома ленятся помочь, а она про себя думает: ее Саша совсем не такой. Легко с ним жилось. Он предугадывал все ее желания. Даже на кухне пытался помогать, но неловко ей стало: мать никогда отцу кухарничать не позволяла, и она не разрешит Саше заниматься женскими делами.

А он жаловался:

— Мне без тебя скучно!

— Ну, тогда оставайся, — смягчалась она. — Смотри, какие из-за тебя метисы получились! — и показала вытянутый из духовки противень с подгоревшими пирожками.

Правда, только себе она могла признаться, что не находила, в душе того трепета и волнения, которые чувствовала когда-то к Андрею. Позвал бы он ее — пошла бы за ним хоть на край света.

Понимала Тамара тех женщин, которые бросали все ради любимого. Хорошо понимала!

А теперь спокойной была. Андрей вошел в ее жизнь в пору весны, половодья, а сейчас, кажется, зима, и все замерзло. Не один год жила им одним, вспомнить только — хмель! А с Сашей все решилось в месяц — за время его отпуска. Увидела его, показался чем-то похожим на Андрея, и понесло…

Другая сейчас жизнь началась. Все у нее есть, чего еще хотеть?

И кажется, никуда бы не ушла теперь из своей теплой, уютной квартиры, не нарушила бы ничем трезвого, размеренного порядка…

Она гладила белье, а за ее спиной на тахте сидел Саша с Алинкой.

— Тома, кто такой Экзюпери? — поинтересовался он как бы между прочим.

Она не удивилась вопросу — не любил муж литературу.

— Был такой писатель, французский, летал еще.

— Не он летал во времена Нестерова?

— Ты что! Это другой кто-то. Экзюпери во время войны не вернулся из полета.

— Вот черт! А я думал, это один и тот же. Ладно, пусть Егоров разбирается — это его дело.

Тамара знала: с начальником политотдела праздных разговоров не бывает.

— А что случилось? — насторожилась она.

— Да ничего особенного. «Правака» своего ставил на место.

Сердце ее отозвалось резким, сдвоенным ударам.

— Хрусталева, что ль? — Она продолжала замедленно водить утюгом, не решаясь повернуться к мужу.