Серебряные трубы

Петру Громову дали полк, который входил в состав войск гарнизона Одессы. Здесь полковник Громов отыскал литейный двор Эдуардса. Во дворе лежали поросшие бурьяном части бронзового памятника с Рымникского поля. Он не нашел уже там художественной фигурной решетки, которая когда-то обрамляла монумент. Ее перелили на бронзу.

Полковник не забыл о завещании своего отца. Он решил пока что предохранить старый памятник от всяких случайностей.

Его хлопоты увенчались успехом. Областной исполнительный комитет разрешил вывезти бронзовую статую со двора Эдуардса и поставить на временном фундаменте подле здания Одесского художественного музея.

Зеленые кущи деревьев окружали полководца. Казалось, он рвется вперед и зовет за собою советских бойцов, красноармейцев и краснофлотцев, остановившихся подле бронзового изваяния.

«Сколько сил, сколько труда вложил мой отец, чтобы поставить в царское время по желанию народа памятник в Измаиле. Вся жизнь человека ушла на это — и ничего! — думал полковник. — Нет, нет! — решил он. — Труд отца не пропадет. У меня есть завещание. Я клялся выполнить его…»

Спустя два года фашисты двинули свои дивизии на «завоевание Европы». Советские войска, по зову своих братьев, вошли в Измаил.

Одними из первых на улицы освобожденного города ступили солдаты полковника Громова.

Жители Измаила ликовали, раздавались крики: — Родные наши! Освободители!

Впереди своего полка шагал Петр Громов. Он ждал, что вот-вот цепь людей у обочины дороги разорвется и к нему подбежит его старая мать. Она узнает в седеющем офицере своего сына. Он не сомневался в этом. Но ни мать, ни сестры не выходили из толпы.

То справа, то слева выбегали на дорогу одетые в светлые праздничные одежды подростки с букетами.

— От братьев и сестер! — говорили они, и улыбка озаряла их лица.

Полковник принимал от них цветы и передавал следовавшим за ним командирам, а те — солдатам. По мере продвижения букеты переходили из передних рядов в средние, а оттуда в самые задние. Скоро вся колонна оказалась украшенной яркими цветами.

Так, полк за полком, продвигалась Советская Армия по землям освобождаемой Бессарабии и Западной Украины.

Не станем описывать встречу полковника со старухой матерью и сестрой. Вторая сестра не дожила до радостного дня. Она умерла года за два до этого.

Двадцать два года Измаил находился под чужой рукой. И все же люди не хотели забыть, что они русские.

Недели через две после того, как в город вступили советские войска, к начальнику гарнизона, полковнику Громову, явилась делегация.

— Хорошо бы отметить такой день по-особенному! — говорили делегаты. — Вот, к примеру, в Одессе должна быть статуя Суворова на коне. На нее деньги собирали по подписке. Народ давал. Народные средства. И заказали где-то в Одессе. Надо найти ее и поставить в Измаиле.

Как ни убеждал полковник, что статуя Суворова на коне, установленная в Одессе года два назад, не имеет никакого отношения к измаильцам, ничто не помогало. Его слова не действовали. Делегаты стояли на своем.

Они требовали от начальника гарнизона, чтобы тот принял от них ходатайство перед Советским правительством. В своем письме делегаты просили отыскать и установить в Измаиле заказанный еще в 1914 году на народные деньги памятник в честь героического штурма крепости.

Полковник с волнением оглядывал настойчивых делегатов и обещал передать их просьбу по назначению.

— Как не передать! — услышал он суровые слова старого рабочего. — Ты, чай, будешь из Громовых! Мы знали твоего отца! Он бы передал!

Громов-сын постарался, чтобы письмо измаильцев дошло до сведения Советского правительства. Он лично доставил в политуправление армии просьбу своих земляков, адресованную Михаилу Ивановичу Калинину. В политуправлении отнеслись к ней внимательно.

Скоро измаильцы узнали о решении правительства передать трудящимся Измаила статую с Рымникского поля, а заодно отпустить средства на ее перевозку и установку.

— Наконец-то! — поздравляли друг друга старики.

— У нас в городе поставят замечательный памятник! — делились новостью юноши и девушки.

— Наконец-то! — пожал морщинистую руку матери Петр Громов.

Но радость была преждевременной. Летом 1941 года фашисты напали на Советскую страну, и только через три года оказалось возможным выполнить волю народа.

Еще шла война, еще добивали остатки яростно сопротивлявшегося врага, а ходоки от вторично освобожденного Измаила уже ехали в Москву. Там, на приеме у Михаила Ивановича Калинина, они просили отправить к ним из Одессы бронзовую статую прославленного полководца. В доказательство своих прав ходоки показывали решение Советского правительства от 1940 и наказ делегатов от 1890 года.

Михаил Иванович добродушно улыбнулся.

— Это сколько же вы, бедняги, хлопочете? Почитай шестьдесят лет! — сказал он.

— Тридцать лет мы ждем его к себе, — заволновались ходоки, — да почти столько хлопотали при царском строе. Заждались!

— Теперь, мне думается, — уверенно ответил им Калинин, — вашим хлопотам приходит конец. Памятник воинской славе русских людей скоро будет стоять в Измаиле!