Серебряные звезды

Гарбач уже подняла флажок, чтобы указать направление движения, и вдруг увидела черные кресты на броне. В какие-то доли секунды она сумела предупредить следующий контрольный пункт. В боях за Варту она была единственная из солдат 2-й армии Войска Польского, кто получил Крест Грюнвальда.

Поручник Мариан Цудновский погиб. Он был моим коллегой по редакции. Как и я, ездил в части. В тот день он прибыл на передовую. Поехал на разведку в танке и не вернулся. В танк попал панцерфауст…

Военный корреспондент в то время был таким же солдатом, как и любой другой. Ел из котелка со всеми вместе или совсем не ел, курил махорку и был постоянным спутником солдат во всех походах.

Борьба тогда шла на редкость упорная. На стенах пестрели немецкие надписи: «Победа или Сибирь». Каждый из нас имел свои счеты с врагом. Гитлеровцы знали, какими чувствами были наполнены наши сердца.

Последние дни войны для 2-й армии Войска Польского были, пожалуй, самыми кровопролитными. Из-под Куккау и Эльстры в сторону Каменца двигались санитарные колонны: тяжелораненых эвакуировали в тыл.

Стоял солнечный майский день. Люди говорили о близком конце войны — буквально считали дни. Остановку в Хорке с живописными окрестностями некоторые хотели использовать для отдыха, однако темневший неподалеку лесок, где трава почему-то была желтой, показался странным. Земля была прикрыта кусками дерна, а под ними что-то лежало. Побежали за лопатками. Через какой-то миг поднялся крик. Все бросились к лесу и… остановились в скорбном молчании. На земле, один около другого, лежали человеческие тела. Погибшие были в наших мундирах!

Это не были умершие. Их зверски замучили. Многие погибли от выстрела в голову сзади. Среди них были солдаты с ампутированными конечностями, с гипсовыми повязками на груди… На головах — новые раны и на изуродованных лицах — следы кованых сапог.

Похоронили их в общей братской могиле. «Вот какой он, наш враг, — сказал над могилой начальник нашего политуправления. — Не забудьте это! Отомстите!»

Героизм складывается из поступков многих людей. Так было и в нашей армии. Каждый час и каждый день я была свидетелем беспримерных подвигов обыкновенных солдат, молодых офицеров и старших, уже заслуженных…

Поручник Хмужиньский погиб еще до начала форсирования Нейсе — чувство долга все время бросало его на передовую.

Или другой случай во время боев под Будишином. Я находилась на артиллерийских позициях. Немцы засели, укрывшись за строениями. К счастью, их не поддерживала артиллерия. Наша пехота и подразделения советских частей перешли в атаку. Расстояние до врага было довольно большое. Пробежав несколько шагов, наши солдаты падали, потом вскакивали, бежали и снова падали. Под сильным вражеским огнем они вынуждены были залечь. Началась продолжительная перестрелка.

На поле боя осталось несколько раненых и убитых. И вдруг все мы увидели, как кто-то из наших пополз в ту сторону. Это была санинструктор. Свистят пули, летят снаряды, а она словно ничего не слышит и не видит. Перевязала одного, другого, ползет к третьему. Вдруг привстала, затем пригнулась. На глазах у всех раздевается. С ума, что ли, сошла? Разорвав на себе гимнастерку, опять склонилась над раненым…

«Огонь!» — кричит советский старшина-артиллерист в польском мундире. Снаряды накрывают немцев, летят балки и кирпичи. Наши поднимаются в атаку и с ходу захватывают строения.

У нашей газеты «Ожел Бялы» было только две страницы, и, естественно, места не хватало — ведь о стольком хотелось написать. Мы, фронтовые журналисты, еще в большом долгу перед нашими товарищами по оружию. Поэтому мои воспоминания военных лет — это прежде всего воспоминания о них. В то время любая работа, в том числе и наша, корреспондентов и типографских рабочих, требовала самоотверженности, но все равно ее нельзя было сравнивать с. тем, что делали солдаты на фронте.

В Ротенбурге типография нашей редакции попала под артиллерийский обстрел. От взрывов и сотрясений рассыпались наборные кассы со шрифтом. Все это надо было собрать, потому что шрифтов у нас было мало. Каждую букву пришлось снова положить в соответствующую ячейку, чтобы вновь набрать газету… Делалось это вручную при керосиновых лампах, а иногда даже при автомобильных фарах, освещавших помещение типографии через окно.

Не удивительно, что после такой встряски номер газеты выглядел довольно оригинально: буковки не подходили одна к другой и прыгали в разные стороны. Но солдаты получили газету вовремя. Услышав над головой рокот «кукурузника», они кричали: «Над нами «Ожел Бялы»!» Это наш коллега из отдела пропаганды сержант Соболевский таким образом развозил газету — сбрасывал ее прямо над подразделениями.

Случалось, что редакция находилась очень близко от передовой. Тогда рядовому Малиновскому приходилось печатать номер в «студебеккере» во время движения колонны.

* * *