Серебряный адмирал

Маневры Рюйтера во время сражения у берегов Зеландии и сегодня считаются классикой. Порой кажется просто невероятным, как умел вовремя и точно голландский флотоводец рассчитывать свои действия и одновременно предугадывать возможные контрдействия противника. Осталось следующее красноречивое английское свидетельство: «Эти движения производились в таком порядке и с таким благоразумием и искусством, что было ясно: одному только в мире Рюйтеру можно соединять и усиливать эскадры в виду неприятеля и невзирая на все их препятствия».

Было около шести часов вечера, когда Рюйтер разыскал среди дыма и частокола мачт корабли Тромпа. Как оказалось, в результате долгих взаимных маневрирований тот оказался в конце концов между эскадрой принца Роберта и еще одной английской эскадрой. Будучи весьма стеснен с обеих сторон, Тромп, тем не менее, продолжал отчаянно драться на оба борта. Понимая, что долго ему так не продержаться, да и одному вырваться без больших потерь из смертельных тисков будет тоже чрезвычайно сложно, он с надеждой оглядывал горизонт: не покажутся ли вдали паруса Рюйтера.

— Неужели командующий не заметил нашего отсутствия и бросил нас на произвол судьбы? — спрашивали его офицеры.

— Идите к пушкам и деритесь с верой в Рюйтера! Он нас непременно вытащит из этого дерьма! — не терял присутствия духа Тромп, уже дважды вынужденный менять из-за повреждений флагманский корабль. Наконец, вдалеке показались долгожданные паруса.

— Друзья! Вон наш отец идет к нам на помощь! — закричал матросам Тромп, показывая рукой на приближающуюся эскадру.

Затем начальник авангарда перекрестился:

— Клянусь, что пока жив, я никогда его не оставлю!

Решительным нападением Рюйтер разогнал англичан.

Снова объединив свои усилия, голландцы начали столь сильно теснить противника, что к вечеру англичане попятились более чем на милю от места начала сражения. Около десяти вечера стали спускаться сумерки, и пальба по всему фронту баталии постепенно стихла. Французская хроника тех лет гласит: «Все реляции возвещали, что в сих битвах происходили чудеса храбрости с обеих сторон, а иначе со стороны голландцев, которых число было гораздо меньше против неприятельского».

Сохранилось и письменное свидетельство графа д'Эстре, командовавшего в бою французским флотом В письме к маркизу Сеиньели он начертал: «Я от души заплатил бы жизнью за славу, мужество и благоразумие, коими действовал Рюйтер в сей морской битве».

Как известно, никто не может оценить действия военачальника лучше, чем его противник. Ну, а откровенное признание превосходства противника над собой — в истории вещь вообще исключительная!

Едва взошло солнце следующего дня, как морякам противоборствующих сторон открылась ужасающая картина вчерашнего побоища. Морская гладь, сколь видел глаз, была густо усеяна плавающими кверху спинами мертвых тел, на которых уже по-хозяйски восседали чайки и бакланы. То там, то здесь качались обломки разбитых кораблей и полузатопленные шлюпки, разбитые реи, паруса и обрывки такелажа. По верхушкам обгорелых мачт можно было смело догадываться о затонувших кораблях, ставших подводными могилами для сотен и сотен людей.

Наш историк Щеглов так характеризует действия Рюйтера в этом нелегком сражении: «Рюйтер в этом сражении проявил особенное искусство, благодаря которому он с вдвое слабейшими силами сражается с неприятелем в течение 7 часов, наносит ему чувствительный удар, который не имеет решающего значения только оттого, что союзники располагали слишком большими силами по сравнению с голландцами. Здесь у Рюйтера сказалось также искусное пользование берегами, взаимная поддержка, необычайная отвага и решимость, а также быстрота и порядок, с которыми он передвигал, соединял и усиливал свои эскадры в виду неприятеля во время боя, что было всецело результатом предварительной тщательной подготовки Рюйтером своего флота».