Серебряный бумеранг

Отряхивая на ходу ладонью капельки воды с мокрой головы, Денис торопливо обошёл круглую площадку возле фасада гостиницы, где неизвестная ему элегантная шатенка — в ковбойской одежде — уверенно объезжала норовистую лошадку, вошёл на летнюю пустынную веранду гостиничного кафе, нетерпеливо огляделся по сторонам. Подтянутый и серьёзный бармен молча кивнул в сторону самого дальнего столика, расположенного возле высоких перил, за которыми симпатичная незнакомка демонстрировала всему окружающему её миру высокое искусство конной выездки.

За указанным столиком сидел Эрнст Хемингуэй….

То есть, так Денису показалось в первый момент. У него в кухне московской квартиры, над обеденным столом, за которым так любили собираться разношёрстные компании — с потугами на интеллектуальность — висел портрет Хемингуэя: до коричневы загорелого, мужественного, с аккуратной бородкой и короткой полуседой шевелюрой.

Сидящий за дальним столиком кабальеро был точной копией того портрета, разве что волосы были несколько длиннее — чуть-чуть не доходили до плеч. Кабальеро — в том смысле, что в ковбойских штанах и сапогах, в бархатной куртке с длинной бахромой по низу, рукавам и карманам, в коричневой широкополой шляпе, с пистолетной кобурой на широком поясе, вышитом разноцветным бисером, и здоровенным охотничьим ножом в ножнах — на другом бедре. А лицо — загорело-коричневое, крепко накрепко продубленное всеми местными ветрами. Из-за голенища жёлтого сапога незнакомца торчала чёрная массивная рукоятка ковбойского кнута.

Классический такой кабальеро, одним словом, коренной житель пампы, родившийся прямо в жёстком походном седле, взращённый молоком диких степных кобылиц…

— Вас ко мне послал сеньор Алекс Сервантес? — подойдя к незнакомцу, вежливо спросил Денис.

Коренной житель пампы с минуту внимательно разглядывал Дениса холодными светло-голубыми глазами, после чего невежливо выплюнул далеко в сторону табачную жвачку, вытер рот тыльной стороной ладони и разразился оглушительным смехом…

Денис спиной прислонился к толстому деревянному столбу,

поддерживающему веранду, хладнокровно скрестил руки на груди и принялся терпеливо ждать, пока двойник Хемингуэя отсмеётся.

Ждать пришлось минуты две с половиной. Достославный кабальеро, наконец, успокоился и негромко сообщил — на чистом русском языке, с едва заметным акцентом:

— Ты, командир, и раньше всегда меня удивлял — своим тонким чувством юмора. Но сегодня ты самого себя превзошёл…. Просто козырной получилась последняя шутка! Или и дальше будешь дурочку ломать и уверять слёзно, что не узнаёшь Саньку Крестовского, своего верного подельника? Да, ладно тебе, прекращай народным массам ездить по ушам! Не вежливо это совсем, не интеллигентно даже как-то…

Да, Крест всегда был горазд на всякие издевательские штуки и ядрёные подколы.

«Ничего не поделаешь, опять попал впросак!», — подумал — впрочем, безо всякого сожаления — Денис, и крепко пожал руку старинного друга.

По-хорошему, стоило бы крепко обняться и вволю постучать друг друга по плечам, но приходилось думать и о конспирации. Не стоило привлекать к себе избыточного внимания местного населения: запомнит какая-нибудь старая сплетница подробности жаркой встречи, языком начнёт трепать направо и налево, до ненужных ушей информация доберётся…

Саня ответил не менее крепким рукопожатием и благоразумно перешёл на португальский язык:

— Сколько же мы с тобой не виделись, лет шестнадцать? Чуть меньше?

— Пятнадцать лет и девять месяцев, — уточнил Денис.

— Да, летит подлое время, летит, — горько усмехнулся Санёк в шикарную бороду. — Ну, кто первый начнёт? Давай-ка ты, сеньор Рамос. В том смысле, что я Мари хочу дождаться, у неё с разговорным жанром гораздо лучше получается, чем у твоего покорного слуги.

Первым делом Денис поведал Кресту о вчерашнем происшествии в порту и о сегодняшнем — в пампе. На Саниных скулах вздулись крупные злые желваки, он недовольно помотал головой, встал из-за стола, подошёл к бармену, что-то пошептал на ухо. Бармен шустро выскочил в неприметную дверь, Крест вернулся на место и заверил:

— Сейчас с этими немцами разберутся по полной программе. Тут вопросов нет. Но странно это всё как-то…. Не успел ты, командир, сойти на аргентинскую землю, а тут уже ждут. Даже твои фотографии розданы — всем желающим…

Дробь конских копыт по мостовой прервала разговор на полуслове: это по улице Талара, ведущей к пампе, проскакало с десяток очень хорошо вооружённых всадников.

— Гаучо! — непонятно пояснил Саня. — Они страсть как не любят бошей, зато на всё готовы — ради прекрасных глаз одной небезызвестной тебе небесной сеньоры…

Денис ровным счётом ничего не понял, но переспрашивать не стал, решил не тратить время понапрасну. Он рассказал Кресту о войне, о последних боевых операциях, в которых ему довелось участвовать, о горькой судьбе Третьякова и Эдит Гражар, о смерти Татьяны и о своей маленькой дочери Насте…

Санька слушал очень внимательно, временами хмурился и качал головой, изредка посматривая в сторону симпатичной шатенки, продолжавшей свои изысканные конные экзерсисы.