Серебряный дождь, алмазный лед (СИ)

В этот раз Маг съел все, что стояло перед ним на столе. Есть совсем не хотелось, но ему нужны были силы. Глим радовался, что у его, теперь единственного, хозяина вдруг проснулся аппетит и старался впихнуть в эльфа побольше. Покончив с едой, Алвин пошел в спальню, надел удобную дорожную одежду. Затягивая на джинсах ремень, он равнодушно отметил, что очень похудел за прошедшие недели. Пояс, застегнутый на последнюю дырочку, все равно болтался слишком свободно. Он посмотрел на себя в зеркало. Красные воспаленные веки, бледное лицо с провалами щек, синяки под глазами, сухие потрескавшиеся губы, свалявшиеся растрепанные космы. Но какая теперь разница, ему не для кого больше быть красивым. Хотя, причесаться, пожалуй, стоит. Беспорядок прически как будто свидетельствовал о беспорядке в мыслях, а он сейчас должен быть собран. Беспощадно раздирая расческой спутанные пряди, он все-таки привел волосы в порядок, достал из шкафа теплый плащ , вышел из комнаты и пошел в привратницкую. Там он сказал Глиму, что уходит Старик молча смотрел на него покрасневшими слезящимися глазами. Большие натруженные руки, голова на отощавшей жилистой шее мелко тряслись. Аст, Бин, Коро и Тода жались к его ногам и таращили на эльфа круглые испуганные глаза. Алвина пронзила горькая острая жалость. Он порывисто шагнул к старому слуге, обнял, прижал к груди седую голову.

- Я вернусь, - шепнул он в сморщенное старческое ухо, повернулся к двери, вышел во двор, кое-как, на пределе сил, сдвинул тяжелую створку огромных ворот и вышел за крепостную стену.

За воротами его встретил холодный зимний день. Маг задохнулся от свежего студеного воздуха, от которого отвык за последний месяц. У него закружилась голова, и он немного постоял, заново привыкая к обступившему его степному простору. День был ветреный, но ясный, небо светилось прозрачной безоблачной голубизной. Ветер жег щеки, сияющий под солнечными лучами снег слепил глаза, и все вокруг было так светло и красиво, что сердце Алвина болезненно сжалось от чувства великой несправедливости. Мир, как и прежде, жил, пах морозом и снегом, шумел ветрами, сверкал, как будто ничего не случилось. Маг смахнул навернувшиеся на глаза слезы, плотней запахнулся, отошел от замка на сотню метров, потом вдруг остановился и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на серые стены. Рука скользнула под плащ, стиснула сквозь ворот свитера ошейник, словно ища у него поддержки и сил.

- Я отомщу за тебя, мой господин, - шепнули сухие бледные губы.

Затем эльф повернулся к замку спиной и двинулся в направлении ближайшей деревни, надеясь, что автобуса до города долго ждать не придется. Он сделает, как решил. Он разоблачит негодяя перед Советом. Пусть Сабзиро этим не вернуть, но справедливость восторжествует, и преступник будет наказан.

Алвин заблуждался, Урдрбрангр не имел никакого отношения к тому, что случилось с Драконом. Кроме того, его план вообще был довольно сомнительным и вряд ли мог бы иметь успех. Если бы он это понимал, все, наверное, произошло бы иначе. Но он ничего не знал о настоящей причине и к тому же был в тот момент совершенно не в состоянии трезво оценить собственные намерения. В итоге все случилось именно так, как случилось.

***

После битвы с Магом Урдрбрангр несколько дней чувствовал себя просто отвратительно. Не настолько, конечно, как после попытки проникнуть в сознание Патриарха, но все равно было очень плохо. Невыносимо болела голова, руки дрожали, а правый глаз почему-то дергался. Переход в Истинный Облик не помог, только силы зря потратил. Да он, в общем, особенно и не надеялся. Трансформация обновляет тело, а у него был травмирован разум. Ему было так плохо… Очень хотелось оказаться в Фаарнайских горах, в тиши и уединении родовой Пещеры. Лечь, вытянуться во весь рост, прижаться щекой к прохладному каменному полу… Вполне возможно, что помогло бы, но он был совсем не уверен, что осилит перелет. Приходилось довольствоваться собственной спальней, но ее белизна впервые не радовала. Она вызывала в памяти не теплый коралловый песок и не легкие нежные лепестки цветущих сильверий, как это было обычно, а заставляла вспоминать белый дышащий холодом ледник и легкую тонкую фигуру на другой его стороне, такую хрупкую и неопасную с виду. За окном был яркий тропический день, а Ментального колотил озноб, и он нервно кутался в теплый плед из меха снежной козы. Он несколько дней не выходил из дома. Не то, чтобы было настолько плохо. Но ему не хотелось, чтобы его видели в таком состоянии.