Серебряный Ястреб

Он шел на распродажу, переодевшись из униформы в обычную одежду, и трясся, потому что собственные симптомы напоминали ему лекции о любовнобольных. Зацикленность, ложь с целью добраться до объекта мании, все мысли и желания направлены в одну точку, интерес к полезной деятельности резко снижен, сердцебиение частое, дыхание затруднено. Если бы кто-то в этот момент проверил Ларри на болезнь, плакала бы его карьера – ему тут же влепили бы в грудь камелию, а великим теневым магом не стать, когда у тебя обрублена важнейшая способность самому истреблять в себе любовь.

Ларри воровато утешил себя тем, что до следующей проверки еще полгода. Потом запоздало понял, что именно так, скорее всего, больные и рассуждают. Повернул было обратно, но все-таки не повернул. Дошел до причудливого здания рынка, где оживленно толпились люди. Отсидел продажу заморских картин, посуды с тонкими орнаментами и книг на неизвестных языках.

Когда выставили дерево, Ларри вскочил со своего места. Оно немного поблекло, листья обвисли, за ним, наверное, как-то неправильно ухаживали, и Ларри пообещал себе, что, если дерево ему достанется, он узнает все о том, как сохранить его дольше. Потом услышал начальную цену и сник. Она была на грани его возможностей, а люди тут же начали выкрикивать все новые и новые цифры, одну больше другой. Ларри лихорадочно высчитывал, что при зарплате в десять серебряных квадратов в месяц и плате за комнату в пять он все-таки сможет отдать за дерево двадцать. Даже тридцать – есть же конторы, которые дают взаймы под проценты!

Когда цена перевалила за пятьдесят, Ларри сел обратно, уронив руки между колен. Он привык добиваться своего и теперь поверить не мог, что все закончится так. В конце концов дерево продали за шестьдесят квадратов – неслыханная, огромная цена. За товаром на сцену поднялся богатый человек в темно-синем наряде: по холодному переливу ткани Ларри сразу понял, что эта шикарная одежка еще и в Ястреба позволяет превращаться. Сделана на заказ, не из стандартной темно-серой летной ткани. На секунду Ларри почувствовал острую, удушающую ненависть к человеку, который выложил на стол деньги, обхватил двумя руками горшок и вернулся на свое место, видимо рассчитывая еще что-то купить. Небось один из тех богатых торговцев, что сколотили состояние на продаже вещей из новых уголков Империи.

Ларри вскочил и выбежал на улицу. Для поэтической красоты момента тут должен был бы пойти дождь, но вечер оказался солнечный и по-летнему яркий. Но грусть все равно позволила создать магию – Ларри прямо почувствовал, как Тень в нем растет и ширится. Тоска по дереву, зависть к богачу, ярость проигравшего, страх быть пойманным – все это переплавлялось в чистейший анимус, в материал для будущей магии.

Чтобы не замели при проверке, нужно было всего-то как следует принять потерю. Если в нем засекут искры чего-то, хоть отдаленно напоминающего любовь, то докопаются до причины, а потом будут показывать иллюзию в виде того самого дерева и измерять, что он почувствует: высокую печаль или позорную горячую жажду схватить дерево и все-таки прибрать его к рукам.

Месяц Ларри мучился, размышлял о своих чувствах, читал стихи о потере и стойкости, подолгу летал над морем, ловя крыльями неверные потоки воздуха, – словом, делал все, чтобы избавиться от мании, и был отчаянно, страшно удивлен, когда это не помогло.

Времени до проверки оставалось всего месяца четыре, и Ларри решил разобраться по-другому. Навязчивая идея появилась оттого, что дерева у него нет, – значит, надо просто раздобыть другое. Как только он его получит, все пройдет. Ободренный этой мыслью, Ларри поспрашивал на черном рынке, опять солгав, что для расследования, и выяснил, что за сорок квадратов можно по-тихому достать такую штуку из-под полы. Так что теперь он брал двойные смены, сказав капралу, что сходит с ума от желания утереть нос бывшим одноклассникам (это была почти правда), и выходил на работу в полчетвертого утра. Он уже накопил двадцать квадратов, осталось совсем немного. Все под контролем: через пару месяцев получит дерево, полюбуется и успокоится.

Ларри приободрился и взбежал по черным ступенькам, держа задержанных под руки.

– Вас сейчас оформят, а потом сразу покормят и койки дадут, – пояснил он.

Сторож и женщина даже ухом не повели – они были погружены в себя, и Ларри невольно содрогнулся, представив, каково сейчас у них в голове: будто ищешь что-то, что там было, а вокруг пустота, и ты даже не помнишь, что потерял. – Смотрите, какой холл, – неловко проговорил он, обводя рукой исполинский каменный зал с высоким потолком.

Коридоры уходили во все стороны, теряясь в полутьме. Обычно гардианы сновали во все стороны, но сегодня здесь было удивительно пусто. На красоту постройки парочка неудавшихся влюбленных не отреагировала, и Ларри со вздохом повел их на второй этаж, в отдел наказаний.

– Недоброго дня, Три Восемь. А где все? – спросил Ларри у взвинченного, беспокойного дежурного.