Серебряный лебедь

– Это была единственная возможность спасти ее, пусть даже призрачная, но все-таки… – прошептала она.

Анабелла читала рассказы о людях, выживших после повешения. Если шейные позвонки выдерживали тяжесть тела, то человек на некоторое время терял сознание, но имел шанс остаться в живых. В прошлом году друзьям Тома Уоткинса удалось тайком увезти тело с виселицы и доставить к доктору, который согревал его и делал Тому кровопускания до тех пор, пока тот не ожил. В конце концов он ушел из дома врача на собственных ногах. Уоткинс скрылся от солдат, разыскивающих его, и, насколько ей было известно, до сих пор тайно проживал где-то в Лондоне, будучи совершенно здоровым.

Это воспоминание навело Анабеллу на мысль о том, сколь быстро пролетело время с того момента, как мать взяли под стражу, отправили в тюрьму и вынесли приговор… Смертная казнь через повешение… Впрочем, приговор мог быть только таким, ведь мать на глазах у слуг убила отца Анабеллы.

«Нет, не отца, а отчима», – поспешила поправиться девушка, подавив подступившее к горлу рыдание.

Анабелла знала, как норвудские обыватели обсуждают преступление, совершенное ее матерью – «ужасное преступление, совершенное бесчестной женщиной, подстрекаемой ее необузданной дочерью». Иначе и не могло быть, ведь дело в суде было представлено именно так: добропорядочного сквайра убила подлая женщина без видимых причин. А если даже и можно было предположить, что отец наказывал свою непокорную дочь, то вероятней всего вполне заслуженно и ни в коей мере не прибегая к жестокости, а жена его, словно потеряв рассудок, набросилась и вонзила в его честную грудь кухонный нож. Никто, собственно, и не пытался узнать правду о том, что Огден Тейлор превратил жизнь этих двух женщин в кошмар, длящийся годы – он постоянно и с крайней жестокостью избивал Анабеллу, издевался над женой, и та, несчастная женщина, не выдержала душевных и телесных мук…

Приговор судьи – смертная казнь через повешение – был встречен одобрительными криками публики, набившейся в зал городского суда.

От воспоминания об этих выкриках у Анабеллы болезненно сжалось сердце, а из глаз покатились слезы.

– Она не должна умереть, Чэрити. Я не допущу ее гибели, ведь это все случилось из-за меня…

– Перестань обвинять себя, девочка. Раньше или позже все должно было кончиться именно так. По крайней мере в награду за все свои мучения твоя матушка получила возможность увидеть этого негодяя мертвым.

Анабелла молчаливо согласилась со служанкой. Она даже не пыталась делать вид, будто испытывала к отчиму хоть какие-то добрые чувства или опечалена его смертью. Единственное, о чем сожалела Анабелла, – это то, что мать совершила убийство при свидетелях.

Девушка ужаснулась столь грешным мыслям и поспешила изгнать их из головы. Несмотря на прохладную погоду, от воспоминаний, взволновавших ее, лоб девушки покрылся бисеринками пота.

– Господи, прости меня, я вовсе так не думаю, – одними губами проговорила она. – Только не отнимай у нее жизнь. А не то у меня появятся еще более грешные мысли. Спаси ее, Господи! Если ты оставишь ее в живых, я обещаю, что… что…

Додумать до конца эту мысль Анабелла не успела, потому что содрогнулась от ужаса. Как она осмелилась умолять Господа, чтобы Он простил ее матери столь страшное преступление? Наверное, теперь ей следует пообещать, что она посвятит всю жизнь служению Ему и навсегда позабудет о своих грешных помыслах! Но может ли такой обет перечеркнуть все ее прошлые прегрешения и спасти жизнь матери? А что если в глазах Господа она, Анабелла, неисправима?

Ведь каждый раз, когда отчим избивал ее, то называл дьявольским отродьем. Он не понимал, почему она то истошно вопила от боли, то вдруг молча замирала, словно и не замечая сыпавшихся на нее ударов. Он все время твердил, что только исчадие ада может так резко изменяться.

И нередко у Анабеллы закрадывалось подозрение, может быть, отчим прав. Она вспоминала, как мама всегда упрашивала ее вести себя более смиренно, дабы не вызывать в свой адрес столь страшных обвинений. Правда, в приступе неожиданной ярости матушка убила этого изверга, но Анабелла была уверена, что на ее месте кто угодно поступил бы точно так же. Матушка не заслужила казни! Право, не заслужила.

– Что мне теперь делать? – задыхаясь от волнения, спросила она у служанки.

Чэрити положила пухлую ладонь на руку хозяйки. На мгновение ее карие оленьи глаза встретились с аквамариновыми глазами Анабеллы, и девушка не увидела в них ни малейшей надежды.

Служанка перевела взгляд на виселицу и тяжело вздохнула:

– Ничего теперь не поделаешь, сердечко мое. Слава Богу, тебе хотя бы удалось облегчить ее последние дни – ты носила ей в тюрьму еду, сидела с ней, разговаривала, читала бедняжке вслух, – глаза Чэрити неожиданно потемнели. – Сдается мне, что в тюрьме ей было все-таки легче, чем с твоим отцом. Намаялась она с ним. Ох, намаялась…

– Он мне не отец, а отчим.