Серебряный лебедь

Пока же актерам герцога приходилось мириться с теснотой. Партер, заставленный покрытыми изумрудно-зеленой тканью скамьями, был переполнен. Там сидели молодые щеголи, театральные критики, самые смелые из светских дам и изрядное количество женщин в полумасках, жаждущих провести вечер с каким-нибудь щеголем. В ложах первого яруса по обе стороны партера находились в основном светские дамы. Королевские ложи выходили прямо на сцену, где и разместился соизволивший посетить театр Карл II в окружении придворных. Ложи второго яруса предназначались для мелкопоместных дворян. На галерке толпились простолюдины, но из зажиточных – ведь билеты стоили в те времена недешево.

Оба лондонских театра посещались преимущественно титулованными особами и придворными, а посему и королевская, и герцогская труппы, державшие патент на представления, лезли из кожи вон, чтобы заполнить зал. В борьбе за зрителя они еженедельно, а то и дважды в неделю ставили новые спектакли. А когда и это перестало помогать, они придумали новую уловку – приглашали красавиц-актрис для завлечения щеголей, которые каждый вечер готовы были лицезреть любое смазливое личико.

В этот вечер все взоры были обращены к актрисе, с презрительным высокомерием произнесшей первую реплику. Колин Джеффри, маркиз Хэмпден, следил за ней из ложи первого яруса с особым интересом. Он взглянул в программку, чтобы узнать кто же это, и прочитал: «Роза – Анабелла Мейнард».

– Это она, – сказал сам себе Колин.

Он не сводил глаз с высокой красавицы, уходящей с просцениума в глубь сцены. Ее фигура, освещенная многочисленными свечами рампы, как, впрочем, и жесты, и осанка казались слишком аристократичными для исполняемой роли – служанки Розы. Она была истинным воплощением элегантности, но в то же время лицо Анабеллы поражало неподдельной естественностью. Длинные ее волосы ниспадали на спину, словно сверкающая шаль из черного шелка.

Колин увидел выходящую на сцену Молл Дэвис с ярко-красными пятнами на густо набеленных щеках и спросил себя:

«Интересно, румянится ли Анабелла?»

И тут же убедился в том, что Анабелла Мейнард в сравнении с другими актрисами выглядела как гордый цветок шиповника на фоне увядшего букета полевых цветов.

– И такая же колючая, – заключил он вслух.

Манера ее игры настолько не соответствовала его ожиданиям (как, впрочем, и вкусам пресыщенно чувственного королевского двора), что Колину показалось, будто он ошибается и перед ним не та, которую он хотел увидеть. Впрочем, ошибиться было несложно, ведь он всего пару недель назад вернулся из Антверпена, где провел три года на королевской службе, и впервые после приезда оказался в театре.

– Ривертон, – окликнул он своего знакомого, сидевшего через два места справа от него.

В зале стоял такой шум, что Колину пришлось повысить голос, чтобы привлечь внимание сэра Джона Ривертона.

«Как они, черт побери, в таком гвалте умудряются услышать актеров?» – подумал он и вновь окликнул Ривертона.

– Погоди, Хэмпден, – отозвался Ривертон, придвигаясь поближе к сидящей между ним и Колином хихикающей девице, – ты разве не видишь, как одинока эта бедняжка?

«Бедняжка» тем временем положила унизанную кольцами руку на бедро Колина, продолжая кокетничать с Ривертоном.

– Не сказал бы, что она так уж одинока, – усмехнувшись, ответил Колин и сбросил ее руку.

Лицо девицы расплылось в глуповатой улыбке.

– Но как бы то ни было, – продолжал Колин, – она может поскучать минуту-другую. Ты мне лучше скажи, кто та высокая актриса в белом?

Ривертон с явной неохотой отвлекся от своей соседки и, повернувшись к сцене, кивнул в сторону Анабеллы:

– Ты о Серебряном Лебеде?

Колин проследил направление его взгляда и убедился, что они имеют в виду одну и ту же актрису. Он так восхищался ее стройной шейкой и грациозными жестами… Волосы и кружевные манжеты Анабеллы украшали серебряные ленты. Такими же лентами были расшиты и белые шелковые туфельки. Серебряная брошь сверкала на лифе ее платья, однако Колин сидел далеко и не мог ее как следует разглядеть. Он подумал, что прозвище Серебряный Лебедь подходит этой стройной женщине, и ответил Ривертону:

– Да, я о черноволосой. Ее, если не ошибаюсь, зовут Анабелла Мейнард.

– Ты прав, – улыбнулся Ривертон. – Она не так давно появилась в труппе герцога: не то шесть, не то семь месяцев назад, и, хотя ей дают пока только второстепенные роли, на нее трудно не обратить внимание.

«Я не ошибся, – сказал себе Колин. – Именно о ней и говорил Уолчестер».

Ривертон, похоже, заинтересовался происходящим на сцене и не сводил с Анабеллы глаз, хотя его рука по-прежнему лениво перебирала локоны соседки; через некоторое время он продолжил:

– Она пользуется известностью. Сам знаешь, как это бывает: публика, видя изо дня в день одни и те же лица, жаждет чего-нибудь новенького. А она к тому же довольно миленькая, как по-твоему?

«Миленькая, – подумал Колин, – слишком слабо сказано. Она очаровательна».

– Если ты хочешь с ней встретиться, – не умолкал Ривертон, – я могу свести тебя с ее горничной.