Серебряный любовник

Самое удивительное было то, что в ней действительно чувствовалось величие, несмотря на ужас во взгляде, нелепую эгоманию и ранимость. И я продолжала смеяться, пока она, хотя и несколько обиженно, тоже не засмеялась. Изнемогая от хохота, мы упали на тахту, и ее слоистое чешуйчатое платье издало такой звук, будто пустые жестянки покатились по лестнице. Мы вскрикнули, замолотили руками и ногами, ее восточные комнатные туфли разлетелись по гостиной.

3

Было три бутылки Слаумо, и мы с Кловисом и Египтией сидели и потягивали вино при свечах. Джейсон и Медея пили кофейную шипучку, от которой у меня мгновенно начиналась икота. Близнецы уселись на полу в другом конце гостиной и стали играть в шахматы. Они могли что-нибудь там слямзить, но Египтии не было до этого дела. Она знала, что не переживет этот вечер. У нее перед глазами было два варианта своей смерти. Один - ее первый выход на сцену. У нее разрывается сердце. Или она умрет в финале, не в силах вынести напряжение. Это было совсем не смешно. Она действительно этого боялась.

Театр был небольшой, да и аншлага не ожидалось. На премьерах в зале сидели, как правило, несколько критиков да видеогруппа, которая снимала несколько кадров, а потом их могла и не показать. Но для Египтии это было самое страшное, и будь я на ее месте, то дрожала бы точно так же, хотя все же меньше, чем перед моим дебютом на улице. Египтию грыз страх провалиться - провалить себя. Или, как она выразилась, провалить Антектру. Она твердила слова своей роли, то расхаживая по гостиной, то опускаясь на тахту, дико смеялась, плакала - к счастью, ее грим слезами не смывался. Она потягивала Слаумо, оставляя на стакане золотые крылья бабочек от своих губ.

– Она девственница. Ее сексуальное электричество направлено на саму себя. Она движима печалью, муками и яростью. Ее обуревают демоны собственной ярости. Когда она говорила, казалось, что она знакома со всеми этими эмоциями, хотя на самом деле, вряд ли она хоть раз их испытала. И описания состояний Антектры, очевидно, были ремарками, которые она заучила, как роль.

– Ураган страсти. Сумею ли я это показать? Иногда я чувствую, что энергия этой роли сосредоточена во мне, как в вулкане. Но теперь... хватит ли у меня сил?

– Да, - сказал Кловис.

– Да, - сказала я.

– Моя ладья пытками доводит твою до смерти, - сказал Джейсон на другом конце комнаты.

– Энергия, - говорила Египтия, рыская между свечами, как пантера, может поглотить меня. Мне все равно, правда, все равно, если она меня убьет. Но я умру с сознанием выполненного долга... ах, Джейн, ты меня понимаешь, не правда ли?

– Да, Египтия.

Кловис скрыл зевок за длинными волосами, и я подумала о Сильвере. Не то чтобы я все это время не думала о нем. Просто тревога отошла на задний план, подобно тому, как притупляется зубная боль, когда принимаешь болеутоляющее. Сознание опасности и несчастья, мое беспокойство за Сильвера, который не знает, куда я пропала, ловушка, в которую я угодила и из которой, очевидно, не выбраться, - это была тупая боль. Вино, роскошная обстановка, страх Египтии - болеутоляющее. Боль была легкой и переносимой, так что я могла отвлечься от нее. Но когда свет падал на волосы Кловиса огненные! - боль вспыхивала снова. Каждый раз я едва не вскакивала, чтобы бежать из квартиры в ночь. Близнецов Кловис, конечно, задержит. Но тогда они поймут, что были правы. И я не смогу воспользоваться помощью Кловиса.

Под велюровой курткой у него была вышитая рубашка. Похоже, он копировал Сильвера вполне сознательно. Могла ли я довериться Кловису? Впрочем я уже сообщила ему все, кроме адреса.

– Моя королева покупает себе свободу, позволяя твоему коню отсечь ей левую руку, - сказала Медея.

– Я очень надеюсь, - проговорил Кловис, - что они не проделывают эти экзекуции над твоими шахматными фигурами, Египтия.

– Весь мир - шахматная доска, а люди - фигуры, - произнесла Египтия. Цитата? - Ах, склоните голову перед окровавленным прахом. Опуститесь на колени перед тираном, порабощенная земля. Мир не тот. Боги мертвы. Опустись на колени, ибо надлежит тебе сделать это. Отринь гордость и опустись.

– Мой конь кастрирует твоего коня.

– Это невозможно. Мой конь в полной броне. - Ну и что. Там в ней как раз самые слабые звенья.

Я не могла даже позвонить Сильверу. Рядом стоял телефон, к нему мог подойти смотритель, но я не помнила номера. Да если бы и вспомнила и позвонила, это разоблачило бы меня: значит, кто-то у меня дома все же есть. Можно было бы позвонить по параллельному наверху у Египтии, но на этом аппарате, пока бы я набирала номер, загорелись бы голубые лампочки, Джейсон и Медея их увидят. Специально будут следить.

– Женщины дворца, - продекламировала Египтия, - мой брат был богом для вас. А для этих зверей он - падаль. Он брошен на растерзание коршунам.

– Батюшки, - сказал Кловис, - да эта пьеса - просто истерическая мелодрама. Я больше этого не выдержу.

– Не дразни меня, Кловис! - вскричала в отчаянии Египтия.

– Половина одиннадцатого, - сказал Кловис. - Я пошел вызывать такси.

– Боже! - воскликнула Египтия. - Разве уже пора?