Серебряный любовник

И в это время в дом вбежал маленький ребенок — белые волосы, кожа что зеркало, глаза цвета зеленого янтаря. При виде Анлута он рассмеялся без всякой причины, как смеются порой бесстрашные дети при виде взрослого человека. Потом мальчик повернулся и вихрем умчался наружу.

— Сынишка моей сестры, — сказала Сетмарак.

Вот, значит, как. Они рожали детей. Но…

— Они тут все твои сестры, — просто сказал Анлут.

— И все мои братья, — кивнула она.

— Ты и меня назвала братом.

— Ну, или мужем. Может, мне лучше так тебя называть?

Он кивнул. Говорить было больше не о чем. Его сердце гулко стучало, переполнившись нежностью. Шестнадцать лет несправедливости таяли и опадали с него в одуряющем тепле снежного домика Сетмарак, где не было ни огня, ни еды, ни смерти, ни сна.

Дочь пумы

1. Невеста

Мэтью Ситон с восьми лет знал, что обручен с девушкой, живущей в холмах. В детстве его это не заботило. Ведь среди фермерских семей такие ранние сговоры нередки. Его старший брат Чентер в восемнадцать лет женился на девушке, которую выбрали для него, когда ей было всего четыре года, а ему пять.

Даже в двенадцать лет Мэтт не слишком беспокоился. Он ни разу не видел свою суженую, да и она его, в чем тоже не было ничего необычного. Он знал, что у нее странное имя и что она на год его младше.

Когда Мэтту исполнилось тринадцать, он все же начал испытывать некоторый интерес. Захотелось узнать о ней побольше. «У нее длинные золотые волосы, – сказала ему мать. – Когда она расплетает косу, волосы достают до самых колен». Звучит здорово. «Она сильная, – сказал отец. – Умеет ездить верхом, рыбачить и готовить, да и с ружьем управляется, говорят, не хуже тебя». В этом Мэтт сомневался, но возражать не стал. Там, на поросших дремучими лесами предгорьях высоких синих гор, умение стрелять всегда пригодится. «А читать она умеет?» – все же спросил он. Он читать умел и любил книги. «Мне говорили, – ответил Венайя Ситон, – что она умеет делать почти все, и, причем в совершенстве».

Но только вечером своего четырнадцатого дня рождения Мэтт услышал о своей невесте и кое-что другое.

Рассказы эти не касались ее умений и достоинств, и ничего хорошего в них не было.

* * *

Мэтту было семнадцать, когда он подъехал к Шурхолду, где теперь жил его брат, чтобы поговорить с Чентером.

Они сидели с кофейником у по-зимнему жарко растопленного камина. Снег еще не выпал, но ожидался через неделю или около того. Снег каждый год отрезал их от мира на пять-шесть месяцев, и теперь ферма и земля Чентера принадлежали к этому внешнему миру и, во всяком случае, были далеко от фермы Венайи. Значит, Мэтт приехал в гости к брату в последний раз перед весной. И перед своей свадьбой.

Некоторое время они беседовали о самых обыкновенных вещах – урожае, скоте и новых сплетнях, – например, о том, как в пору листопада две девушки из семьи Хэнниби убежали после танцев с двумя парнями из Стайлс. Нечего и говорить, что после этого их ославили, а родные от них отреклись.

– Наверное, со мной то же самое было бы, а, Чентер, если бы я просто взял и сделал ноги?

– Пожалуй, – отвечал брат Мэтта как будто беззаботно, только взгляд его насторожился и посуровел. – Но зачем тебе убегать из дому? Ты что, встретил кого-нибудь по нраву? Закрути роман с работницей, парень. Она эту дурь у тебя из головы выбьет. А по весне обвенчаешься.

– С Финой Проктор.

– Ну да, с Финой Проктор.

– Я ее даже в глаза не видел, Чент.

– Ну да, парень, не видел. Но ее тебе выбрали. Она девушка видная. Наш папаша никогда бы нам не подсунул второй сорт. Возьми хоть мою жену. Красивая, как картинка, а сильная, как медведь.

Мэтт смотрел на огонь, и синие глаза его были полны тревоги.

Чентер ждал.

– Ты слышал… Что рассказывают об этой девице Проктор?

– Да, – ухмыльнулся Чентер. – Золотые волосы, талия, как стебелек розы, а сильная – оленя свалить может.

– А как она это делает, Чент?

– Мне-то откуда знать, Мэтт?

Мэтт отвел взгляд от очага, его глаза напомнили Чентеру два синих, наставленных на него ружейных дула.

– Может, она прыгает ему на спину, запускает в бока когти, а в шею клыки – вот так и валит, а?

Чентер поморщился. Мэтт понял, что не один он слышал такие сплетни.

Медленно и тяжело Мэтт продолжал:

– Может, ее длинные волосы становятся короче, зато обрастает она ими с головы до пят? А лапы оставляют на снегу круглые отпечатки? А белые зубки становятся острыми и отрастают с мой палец?

Чентер допил кофе:

– Кто это такое болтает?

– Да все говорят.

– Ты же понимаешь, что люди иногда завидуют – наш папаша богатый, а мы его наследники, тебя просто хотят запугать. Из зависти.

– Понимаешь, Чент, мне вот кажется, что эти люди не запугать меня хотят, а предупредить.

– Предупредить страшными сказками.

– А точно ли это сказки? Они говорили…

Чентер встал, глядя зло и решительно.

Мэтт тоже поднялся. К этому времени они были почти одного роста.

Они смотрели, сверля друг друга рассерженными взглядами.

Чентер сказал:

– Тебе рассказали, что старик Проктор – оборотень. В полночь, в полнолуние, он сбрасывает человеческую кожу и бегает по своему поместью в шкуре горного льва.