Серебряный орел

Ромула прошиб холодный пот, но наконечник копья, которое он стискивал в руках, не дрогнул. А Бренн, на удивление всем, рассмеялся странным утробным смехом, вырвавшимся из самой глубины груди. Синие глаза его пылали боевым азартом; он был страшен. Ромул в который раз порадовался тому, что галл был его союзником, а не противником.

— Парни, не поддавайтесь! — выкрикнул Эмилий.

И легионеры, к их чести, не поддались.

Разъярившийся, громко ревущий от ударов махаута передний слон добрался до леса копий. Они гнулись, как прутики, ломались пополам.

Ромул не видел ничего, кроме окованных блестящим металлом бивней, мотавшегося хобота и широко раскрытой пасти. По морде слона стекала густыми потоками какая-то остро пахнущая пена, но Ромул не понимал почему. Лишь много позже он узнал, что подобные выделения указывают на то, что слон пребывает в крайней ярости; обычно такое случается во время брачных периодов у слоних, когда самцы дерутся друг с другом. Но в тот момент Ромул мог только обороняться своим копьем.

— Цельтесь в голову! — надрывался Эмилий. — Бросайте пилумы!

Дротики полетели в слона. Махаут был ранен в правую руку. Двое воинов свалились со спины животного, но последний продолжал стрелять из лука в легионеров. Взревев от ярости, громадное животное мотнуло головой и отбросило шипастым шаром несколько копий, как хворостинки. Обратным движением громадный кистень смахнул сразу троих солдат, раздробив одному череп и страшно поранив двоих.

Махаут, склонившись к уху зверя, что-то кричал.

И снова шар просвистел в воздухе, выкашивая передние ряды легионеров.

Рядом с Ромулом легионеру скользящим ударом шара раздробило плечо, вбив в превратившуюся в фарш плоть обрывки кольчуги. Громко заорав, раненый рухнул на землю.

Успев мельком порадоваться, что досталось не ему, Ромул ткнул копьем в голову слона. Тот, похоже, вовсе не заметил удара. Неодолимая мощь животного еще больше усиливалась ужасом, который он внушал. Римляне ничего не могли поделать, им казалось, что перед ними бессмертное мифическое чудовище. Даже мощные удары Бренна, судя по всему, не действовали на слона. Ромул уже был близок к отчаянию, когда ловко брошенный откуда-то сзади пилум пробил махауту грудь. Погонщик рухнул наземь.

— Вот он, шанс! — заорал Ромул, крепко державший в голове наставления Тарквиния. — Колите его!

Солдаты вновь воспрянули духом, сразу дюжина копий уткнулась в шею и плечи слона, наконец-то пробив его кожаные доспехи. Из многочисленных ран тут же брызнула кровь. Заревев от боли, утративший своего вожатого слон повернулся и побежал назад сквозь толпы индийских пехотинцев, топча попадавшихся на его пути, как спелые фрукты.

Но не успели легионеры криками отметить свою победу, как на них обрушился противник.

Бренн рванулся вперед и широким взмахом гладиуса напрочь снес голову первому из подвернувшихся индийцев.

Ромул поспешно бросил копье и схватился за скутум. Все вокруг повторяли его движения, но для того, чтобы выстроить нормальную стену из щитов, уже не было времени.

Низкорослые, щуплые темнокожие воины прорывались в бреши, нанося удары направо и налево.

Ткнув шипом щита в лицо бородатого индийца, Ромул почувствовал, как у того треснула скула. Индиец отшатнулся, и Ромул вонзил меч в его незащищенный живот. Такое ранение надежно выводило из строя, и потому, освободив клинок, Ромул сразу забыл об этом противнике. Думай о следующем враге, напоминал себе он. Не распыляй внимание.

Убив следующего противника, Ромул понял, что атака индийцев слишком мощна. Но продолжал сражаться, хотя надежды почти не осталось. А что еще было делать? Как машина, он рубил и колол своим гладиусом, ни на миг не упуская из виду приближавшихся врагов. Рядом с ним сражался Бренн; рыча как безумный, он крошил всех индийцев, оказывавшихся в пределах досягаемости его меча.

Понемногу, благодаря твердой дисциплине, на их участке стена щитов восстановилась. Без мощной поддержки слонов легковооруженные индийские пехотинцы не могли расстроить боевой порядок первой когорты. Но, бросив беглый взгляд по сторонам, Ромул увидел, что несокрушимо держался только центр, а порядки когорт по обеим сторонам от первой понемногу прогибались под вражеским напором.

А потом левый фланг дрогнул.

Победоносно и гневно трубя, три слона ломились вперед, а за ними с лающими криками следовали сотни воинов.

Увидев это, Ромул понял, что надежды нет. Приближался неотвратимый конец. Индийцев было попросту слишком много. Остановить их не могли бы даже оставленные в резерве когорты.

Они с Бренном переглянулись. Взгляды их говорили о многом. О любви. Об уважении. О чести. О гордости. А вот сказать все это вслух они уже не успевали.

Предвкушая победу, индийцы, атаковавшие первую когорту, удвоили напор. Ромул и Бренн уложили полдюжины. Потом убитых стало десять, но враги уже не думали об опасности. Их ноздри явственно улавливали запах победы. С бессвязными криками они рвались вперед, совершенно не думая о том, что многих ждет верная смерть.