Весна наступала медленно, и если на Сицилии и в Иберии деревья уже покрылись листвой, то здесь они все еще не проснулись после долгой зимы.
А маленький караван тащился по старой Аппиевой дороге к Брундизию.
«Да, как ни крути, а образовался у них настоящий караван», — подумала Орландина.
Почти маленькое войско.
Четыре человека, плюс один бывший человек (ныне осел) и один представитель Древнего Народца. Ну еще один мелкий грызун. Без малого контуберний старого легиона или звено из нового.
Да, поневоле смешно становится: этакое маленькое войско.
Со стороны особенно хорошо смотрится — какая-то непонятная толстая тетка с девчонкой да брат с сестрой, разодетые как мимы и фигляры.
Осел, правда, хороший — молодой, гладкий и красивой серебристой масти.
Даже лешему нашлась роль.
Всем встречным они терпеливо разъясняли, что это
Иногда путешественники даже давали представления, в которых наряду с метанием ножей Орландины и гаданием Кара, показывали и Стира с лешим.
Осел «подпевал» играющему на волынке Будре, истошно завывая в такт, чем вызывал одобрительные крики, а лесной князь бил себя в косматую грудь кулаком, взрыкивал и с отвратительным чавканьем пожирал жареное мясо, приводя публику в настоящий экстаз.
Как ни удивительно покажется, но на лешего их спутники отреагировали вполне спокойно.
Причем равным образом и Будря («Ну, здрав будь, владыка лесной Борута, эк тебя занесло от родных краев!»), и Кар.
Они буквально тут же принялись оживленно беседовать о всяких отвлеченных материях и древней истории, в которой леший («О, пятьсот годков стукнуло!») неплохо разбирался.
Орланда даже немного обиделась на Кара и полдня дулась на приятеля. Ну понятное дело, с толстяком царю общаться приятнее. Все же князь, хотя и лесной, а не какая-то безродная послушница!
Вот, например, сегодняшним утром Кар и козлорогий обсуждали один случай, который мальчик вычитал в тартесских анналах.
Лет сто пятьдесят назад один юный пастух заснул в пещере отрогов Кантабрийских гор, а проснувшись, увидел, что рядом с ним храпит какой-то страшный волосатый и бородатый человекообразный урод. Бедный пастушок испугался до смерти и бросился бежать. Со скоростью ветра домчался он до ближайшей харчевни… Но его никто не послушал, и он поневоле вернулся к пещере, надеясь, что это ему привиделось — ведь нужно было забрать стадо.
Тем временем «чудовище» подкреплялось обедом пастуха, оставленным в суматохе. Оно уже все съело и легло подремать, когда на поляне появился паренек.
Не ясно, откуда взялась у юноши храбрость, но он спутал ремнями сонного троглодита, а потом все же уговорил взрослых пригнать к пещере лошадь с телегой.
Дикого лесного человека привезли в село.
Его помыли, побрили. Вскоре он более-менее обтесался, поступил в подручные к кузнецу и даже женился на вдове, народив с ней семерых здоровых сыновей и двух дочерей, хотя говорить толком так и не научился. К старости дикий человек вновь ушел в чашу и жил в глуши лесной диким отшельником.
— Нет, это не наши, — пожал плечами леший. — Наши-то дикими не бывают. Ежели даже случится, упаси все боги, что погибнет семья, то хоть кто-то из лесного народа младенца подберет и воспитает как надо. И не дриады, по-нашему вилы, само собой. У тех вообще своих мужчин нет, они род свой все с другими продляют.
Рыжий сладко улыбнулся, видать вспоминая молодость.
— И не сатир с сильваном — у тех копыта! Надо бы посмотреть, конечно, но думаю, это йэтти вендийский, — важно изрек он.
Но чаще они беседовали о пророчестве о Темном Боге. Тут к ним присоединялась Орланда. И начиналось такое, что бедные мозги прознатчицы буквально закипали.
Кар читал по памяти соответствующие куски из тартесских хроник, несостоявшаяся монашка сыпала цитатами из христианских отцов церкви, а лесной князь припоминал эпизоды из северных саг и сказаний. Порою их диспуты доходили до такого накала, что, казалось, стоило поднести уголек, и все трое вспыхнут пламенем, как древняя птица Бену-Феникс.
Леший также немало времени проводил в беседах с ослом, то есть Стиром.
Причем лесной князь говорил вслух, а бедолага певец все больше отвечал мысленно — ему было трудновато говорить подолгу, ибо ослиная глотка все-таки не слишком приспособлена для человеческой речи (хотя порою, когда на поэта находила волна вдохновения, он мог болтать без умолку пару часов подряд).
«Ну и парочка — лешак да ишак!» — съязвила как-то Орландина, глядя на подобную «беседу».
И тут же одернула себя — да что ж она злая такая?! Можно подумать, Стир виноват.
Кстати, Орландина была единственной, не нашедшей общего языка с лесным князем.
Даже с ее сестрой тот вполне нормально общался.
Амазонка однажды спросила, как она с лешим-то не брезгует общаться? Ведь нечисть же натуральная.
— Он тоже тварь Божья, — отбрила Орланда. — Вон, святой Пафнутий с кентаврами общался и им проповедовал.
— Где ж он их только нашел?