Спросила хирурга. В ответ получила:
— Шишку надо обследовать в Онкоцентре на Каширке, а за дивертикул вряд ли кто возьмется, операция сложная, собаке девять лет, наркоз может не перенести, умрет на столе. 90 % собак в пожилом возрасте со стола не уходят… — В вашем случае, — добавил врач, — ничего не предпринимайте и ждите. Описывать, что со мной было, не буду. Хирург даже денег за прием с меня не взял. Тогда я решила, что надо искать какое — то решение вставшей передо мной проблемы.
Сначала я поехала в Онкоцентр на Каширке без собаки, навести справки. То, что увидела, запомню надолго. Молодой дратхаар с опухшими лилово-красными яичками сидел и ждал приема. Рядом сидел другой владелец, у которого в сумке лежал маленький серебристый пудель. Спросила владельцев:
— Как здесь лечат? Насколько дорого?
Услышала в ответ, что если точного диагноза у собаки нет, то лучше сюда не попадать. Потому что если собаке делают химиотерапию, то оставляют в виварии на несколько дней в клетке. После удаления опухолей тоже. Лечение в среднем стоит около 1000 у. е., может чуть меньше. Схватившись за голову, я пулей вылетела из приемной, решив для себя, что надо искать другие пути.
На мое счастье у нас на собачьей площадке гуляла замечательная девушка, которая училась на тот момент на 5-ом курсе Ветеринарной академии им. Скрябина. Увидев мое отчаянье, она посоветовала съездить в академию. Взяв на работе отгул, взяла пса и поехала общественным транспортом в Кузьминки. Зайдя на территорию академии, сразу пошли в корпус Клинической хирургии. Прием вели две пожилые женщины, которые, увидев моего лайчонка, заахали:
— Какой красивый! Какие глаза умные! И что же с такой красотой приключилось.
Дополню. Поехала я со своей подругой, у которой тоже были две старые собаки, ризеншнауцер Кешка десяти лет и цвергшнауцер Билли Бонс девяти лет, но она была без собак. Вдвоем с ней мы затащили моего мальчика на стол. Одна из врачей смазала вазелином пальцы и стала методично прощупывать собаку. Сказать, что пес взвыл дурным голосом, это ничего не сказать. Он орал. Во — первых, всю жизнь моя собака обладает очень независимой натурой и никогда не позволяет фамильярностей — никому. Казан честно умел дружить, но без фривольностей. Что мне тут же и сказали.
— Ваш пес кричит так, не потому что больно, а потому что это насилие над его личностью.
Во-вторых, Казан решил, что если нельзя кусаться (морду ему связали прочным бинтом, и затянули последний узел за острыми ушами), то надо хотя бы орать, чтобы воздействовать на «мамину» нервную систему. Однако «вредная мама», обладала железной хваткой, не менее прочными нервами, и продолжала крепко держать своего любимого мальчика. Затем прощупали шишку под мышкой. Заключение было совсем другим, нежели у хирурга районной клиники. У Казана была грыжа и развившийся простатит. Все это находилось на одном уровне, давило друг на друга и пережимало кишечник. Необходимо было делать две операции. Первым этапом — кастрацию, вторым — закреплять грыжу. Про шишку под мышкой ответили, что это доброкачественная опухоль фиброма, но её тоже нужно удалять. После сказанного врачами мне хотелось прыгать и летать.
— Ура! Можно бороться! Не все потеряно!
Про моральный аспект говорить трудно. Муж, услышав про надвигающуюся операцию, устроил скандал, как — будто кастрацию нужно было проводить не Казану, а ему лично. Он мне описал все прелести бревна в виде собаки. Сказал, что лучше умереть мужчиной, чем кастратом. Что моя собака больше не будет защищать квартиру, дочку, его и меня. Что кроме еды у него не останется никаких пристрастий, что даже кошки (уж, мы их душили, душили…) больше не будут волновать душу лайчонка. Более того, он просто стал коситься на меня с каким — то странным выражением лица. Пришлось в течение недели объяснять, что без этих двух операций пес проживет около года или чуть больше, а если ему помочь, то лет пять он нас всех еще порадует. В итоге, конечно супруг согласился со мной и затих. Добил меня наш шеф, ничего не смыслящий в собаках и от природы ненавидевший их. Когда я писала заявление за свой счёт, и он спросил причину, я честно ему всё рассказала. Шеф задал мне вопрос:
— А после кастрации пёс будет лаять тоненьким голоском, да?
Прыснув от смеха, я ему объяснила, что в хоре мальчиков поют, только юные евнухи, а если это случается позже, то голос не меняется. Шеф удовлетворился ответом, но, как и мой супруг стал на меня странно коситься.
Назначили нам плановую операцию по кастрации и удалению фибромы. Для начала, мы должны были за три недели сбросить вес. Лайка у меня, как многие любимцы перекормленная, нерабочая.
Сели мы на диету. Творог с кефиром, рыба и мизер сырого мяса. Пес конечно после отменного кормления все годы проживания в стае, возмущался, как мог. Он подворовывал. Клянчил куски со стола. У дочери пытался отобрать еду силой, но мы выдержали экзамен и похудели на 4 кг. Через три недели. Приехали в академию на плановую кастрацию. Операцию проводили под общим наркозом в течение 1 часа 10 минут. Попутно вырезали фиброму.