Серебряный шпиль (ЛП)

В одиннадцать до меня донесся скрип лифта. Пока кабина спускалась, я продолжал работать. Вскоре я услышал шаги в коридоре, а затем в кабинете.

— Доброе утро. Арчи. Надеюсь, вы хорошо спали? — спросил Вулф, обходя свой стол и втискиваясь в кресло.

— Подобно младенцу, — ответил я, не поднимая глаз.

— Прекрасно. Как сказал Суинберн: «Спи и радуйся, что мир стоит на месте», — проговорил он и начал просматривать почту, которую я заранее разложил на его столе.

Мне, правда, оставалось лишь догадываться, чем он занимается, так как я, не поднимая головы, продолжал выстукивать на машинке заявление об отставке. Я слышал, как он вставал из-за стола, подходил к книжным полкам и возвращался на свое место. Закончив печатать, я повернулся вместе с креслом и увидел, что он склонился над открытой Библией. Еще три книги лежали слева от него.

Я вернулся к своим делам, время от времени поглядывая на Вулфа, который, изучив одну книгу, принялся перелистывать вторую, затем третью. Это продолжалось полчаса, и я исчерпал все средства, позволявшие мне казаться сильно занятым. Вдруг Вулф шумно вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Это могло означать либо окончательную капитуляцию, либо важное открытие. Замерев, я внимательно следил за ним. Минут десять мы оба оставались совершенно неподвижными. Если бы кто-нибудь смог заглянуть в окно, то он принял бы нас или за покойников, или за людей, находящихся в глубоком трансе.

И наконец это произошло. Вначале лишь немного дернулась его верхняя губа, но я знал, что развязка близится. Он вцепился обеими руками в подлокотники кресла, а губы его принялись быстро двигаться вперед-назад, вперед-назад. В дверях возник Фриц, видимо, удивленный тем, что босс до сих пор не требует пива. Я сделал ему знак молчать, приложив указательный палец к губам.

Фриц вернулся в кухню, а Вулф продолжал упражнения с губами еще девятнадцать минут — время среднее и даже ближе к минимальному для таких случаев. Это я знаю точно, потому что провожу хронометраж уже много лет. Открыв глаза и посмотрев на меня, он сердито пробормотал:

— Непростительно.

— Что именно?

— Позорное отсутствие проницательности. С меня следовало бы публично содрать шкуру.

— Это можно устроить, — сказал я, но никакой реакции не добился.

Он снова сгорбился над Библией, что-то поспешно записывая на листке бумаги. Закончив, Вулф откинулся на спинку кресла и двумя звонками потребовал пива.

— Итак? — спросил я.

Складки на его щеках углубились, что означало улыбку. Он подвинул исписанный листок через стол ко мне. Я взял записку, которую, зная его почерк, прочитал без труда. Однако, прочитав, не получил никакого представления о том, что бы это могло означать. Вулф просто скопировал отрывки Библии, помеченные Мидом. Они гласили:

1-е Тимофею. 6:10

Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились и сами себя подвергли многим скорбям.

От Матфея. 26:38

Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.

Откровение. 16:8

Четвертый ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем.

Исаия. 61:4

И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины и возобновят города разоренные, остававшиеся в запустении с давних родов.

2-я Царств. 13:34

И убежал Авессалом. И поднял отрок, стоявший на страже, глаза свои, и увидел: вот много народа идет по дороге, по скату горы.

К Галатам. 6:18

Благодать Господа нашего Иисуса Христа с духом вашим, братия. Аминь.

К Римлянам. 8:26

Также и Дух подкрепляет (нас) в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но сам дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными.

Дважды перечитав написанное, я посмотрел на Вулфа, который покоился в кресле, смежив веки и возложив руки на брюхо.

— О’кей, — сказал я, — вы злорадствуете, в частности потому, что я не имею ни малейшего представления, как все это понимать.

Он открыл глаза, поблагодарил кивком Фрица, который только что доставил пиво и стакан.

— Злорадствую? — переспросил он, налив пива и наблюдая, как оседает пена. — Учитывая полное отсутствие у меня сообразительности, вряд ли я имею право на злорадство по отношению к вам или к кому-то иному.

Затем он изложил мне версию, обосновав ее от корки до корки, если можно так выразиться. Она была абсолютно безукоризненной, хотя я самостоятельно ни в жизнь не допер бы до этого.

— Что теперь? — спросил я.

Осушив стакан и промокнув губы носовым платком, Вулф сказал:

— Введите эти отрывки в компьютер в точном порядке и так, чтобы они разместились на одном листке. Затем распечатайте в двенадцати экземплярах. Они

понадобятся нам сегодня вечером.

— Это означает, что я должен обзвонить церковную команду и соблазнить всех явиться сюда?

— По-моему, сегодня собирается «кружок веры»? — вопросительно произнес Вулф, чуть наклонившись вперед.

— Точно. Сегодня. Сбор трубят по понедельникам в семь тридцать.

— Прекрасно. Мы окажемся пунктом, заранее не предусмотренным в их повестке дня.

Мне потребовалось тридцать секунд, чтобы осмыслить сказанное. Итак, гора двинулась к Магомету.