Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р

…Отлично помню то впечатление, которое произвели на меня его акварели к пушкинским сказкам, когда он мне впервые в Москве принес их в „Славянский базар“. Красота и новизна колорита была совсем обольстительна; акварели казались кусками каких-то дорогих и редких материй, и притом это были работы русского человека, не только знающего и любящего русскую сказку, но и самого вышедшего из какого-то иного мира, ничего общего не имеющего с той космополитичной художественной средой, к которой принадлежит большинство современных начинающих и процветающих художников.

У Малютина была своя художественная логика и своеобразное отношение к живописным задачам, которое если и можно с чем-нибудь сравнить, то разве с изысканно-наивными взглядами японцев, столь же характерных по колориту. Малютин, конечно, лишь издали напоминал японских мастеров, ибо в его пробивавшемся тогда даровании была большая доза грубости и той тяжеловесности, которая у японцев так счастливо избегнута…Однако, блеснув на минуту и многое пообещав, Малютин вдруг замолк…Декоратора из него не вышло, или, лучше сказать, к театру он как-то не пристроился, для сцены, пожалуй, грубоват; иллюстратор из него тоже не выработался – он по природе был слишком чудной рисовальщик и слишком сложный колорист. Словом, от этого пышавшего талантом мастера остался изнервничавшийся, полубольной человек, не знавший, как и куда применить свои способности.

В этот критический для него момент он познакомился с княгиней Тенишевой, которая не осталась нечувствительной к его изумительному дарованию и пригласила его переехать в свое имение „Талашкино“. Вскоре после этого художник переселился в деревню и тут совершенно возродился, как растение, пересаженное в подходящую и здоровую почву» (С. Дягилев. Несколько слов о С. В. Малютине).

«Руководителем моей мастерской был С. В. Малютин. Тщедушный, маленький, он и был маленьким во всем, кроме таланта. Вначале скромный, податливый, он признавал за мной вкус, опыт, а главное, понимание комфорта, которое в нем совершенно отсутствовало, и потому, когда мы начинали создавать разные вещи домашнего обихода в новом русском стиле, он прислушивался к моим советам и следовал моим указаниям. Сам же он делал вещи совершенно невозможные для жизни – столы с острыми углами, о которые все больно стукались коленями, кресла, которых никто не мог сдвинуть с места, а раз он сделал табурет с крупной рельефной резьбой на сиденье, необыкновенно неудобный. Этот табурет даже сделался знаменитым, и многие просили его фотографию на память как курьез.

Хотя Малютин был неречист, ребята его отлично понимали. „Столбушечки, красочки, вершочки, зайчики“ составляли весь незатейливый обиход его речи. Характер у него был тяжелый. Он решительно нигде и ни с кем не мог ужиться. Болезненная подозрительность, обидчивость и самолюбие не давали ему покоя. Он подозревал всех своих помощников в том, что они заимствуют его рисунки и могут выдать за свои, всегда на кого-то жаловался и всегда считал себя обиженным.

…У Малютина бывали и светлые минуты. Тогда мы с ним дружно беседовали, он угощал меня „красочками“, „столбушечками“, „зайчиками“, „лисаньками“ – это было очень забавно. Пуще всего я боялась его философствований. Это был какой-то сумбур, полное отсутствие логики, некультурность, туман и больше ничего. В сущности, он был очень практичный, хитрый, себе на уме, простой русский мужичок. Я любила его за направление его сказочной фантазии и чудный колорит» (М. Тенишева. Впечатления моей жизни).

МАЛЯВИН Филипп Андреевич

10(22).10.1869– 21.12.1940

Живописец. Ученик И. Репина. Участник выставок Товарищества передвижников, «Мира искусства». Член «Союза русских художников». Живописные полотна «Крестьянская девушка с чулком» (1895), «Старуха» (1898), «Три бабы» (1901–1902), «Баба в желтом» (1903), «Девка» (1903), «Вихрь» (1906) и др. С 1922 – за границей.

«Малявин, открытый В. А. Беклемишевым в Новом Афоне, где молодой послушник, готовясь в монахи, по образцам-шаблонам писал иконы, и взращенный в мастерской И. Е. Репина, проявил необыкновенное дарование в изображении деревенской жизни, в поэтизации русского женского характера. Да и сам Филипп Малявин – по происхождению оренбургский крестьянин, со смелым лицом и простодушными выражениями – был, как говорится, солью земли. Его суждения об искусстве были весьма энергичны. Говорил он просто, ясно, сильно. Малявин – цельная личность, яркий талант» (С. Коненков. Мой век).