Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р

Историк, публицист, мемуарист, общественно-политический деятель. Один из создателей журнала «Освобождение», один из основателей и председатель «Союза союзов» (май – апрель 1905). Один из учредителей и лидеров партии конституционных демократов (кадетов). Соредактор газет «Русь», «Свободный народ», «Народная свобода». Депутат III и IV Государственной думы. В 1917 – министр иностранных дел Временного правительства. Автор исследований «Государственное хозяйство России в связи с реформой Петра Первого» (1892; премия С. М. Соловьева, 1893), «Спорные вопросы финансовой истории Московского государства» (СПб., 1892), «Очерки по истории русской культуры» (ч. 1–3, СПб., 1896–1903), «Главные течения русской исторической мысли» (т. 1, М., 1897), «Из истории русской интеллигенции» (М., 1902), «Год борьбы. Публицистическая хроника 1905–1906» (СПб., 1907), «Вторая дума. Публицистическая хроника 1907 г.» (СПб., 1908), «Балканский кризис и политика А. П. Извольского» (СПб., 1910), «История второй русской революции» (вып. 1–3, София, 1921–1924), «Эмиграция на перепутье» (Париж, 1926), «Россия на переломе» (Париж, 1927), «Живой Пушкин» (Париж, 1937). Автор «Воспоминаний. 1859–1917)» (Нью-Йорк, 1955). С 1918 – за границей.

«Среди нас он был только первый между равными. Хотя почет и власть очень любил, любил быть на виду. Этого всю жизнь искал. Но прирожденной властности в нем не было. Его пухлая ладонь пожимала руку как-то безлично, не передавая того быстрого тока, силу которого чувствуешь даже при случайной встрече с крупным человеком. От Милюкова не исходило того магнетического воздействия, которое создавало власть Наполеону или в наше время Гитлеру. Такие токи шли и от Толстого. Порой их можно почувствовать и около менее крупного человека. Милюков этой непосредственной, природной силы, покоряющей людей, был лишен. Но в нем было упорство, была собранность около одной цели, была деловитая политическая напряженность, опиравшаяся на широкую образованность. Он поставил себе задачей в корне изменить государственный строй России, превратить ее из неограниченной, самодержавной монархии в конституционную, в государство правовое. Он был глубоко убежден в исторической необходимости такой перемены, но она должна быть связана с его, Милюкова, политикой, с ним самим. Его личное честолюбие было построено на принципах, на очень определенных политических убеждениях. Если бы ему предложили власть с тем, чтобы он от них отказался, он, конечно, отказался бы от власти. Положим, насколько мне известно, у него такого искушения и не было.

В наружности Милюкова не было ничего яркого. Так, мешковатый городской интеллигент. Широкое, скорее дряблое лицо с чертами неопределенными. Белокурые когда-то волосы ко времени Думы уже посерели. Из-под редких усов поблескивали два или три золотых зуба, память о поездке в Америку. Из-под золотых очков равнодушно смотрели небольшие серые глаза. В его взгляде не было того неуловимого веса, который чувствуется во взгляде властных сердцеведов. На кафедре Милюков не волновался, не жестикулировал. Держался спокойно, как человек, знающий себе цену. Только иногда, когда сердился или хотел подчеркнуть какую-нибудь важную для него мысль, он вдруг подымался на цыпочки, подпрыгивал, точно хотел стать выше своего среднего роста. Так же подпрыгивал он, когда ухаживал за женщинами, что с ним нередко случалось.