Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р

Проходит четверть часа, и к нему секретарь приносит кипу бумаг для подписи. Он быстро подписывает их, не читая, зная, что его не подведут: канцелярия была образцово поставлена. Еще через четверть часа за ним прибегает служитель:

– Великая княгиня приехала.

Он бежит, еле успевая крикнуть мне, чтобы я оставался завтракать. Так он писал отличные картины, подписывал умные бумаги, принимал посетителей, гостей – врагов и друзей, – одинаково радушно тех и других, первых даже радушнее, возвращался к писанию картин, то и дело отрываемый телефонными разговорами и всякими очередными приемами и заботами. Так проходили день за днем в его кипящей, бившей ключом жизни. За все время наших встреч он почти не менялся: все тот же розовый цвет лица, та же озабоченность в глазах, сохранявшаяся даже при улыбке, только льняного цвета волосы сменились лысиной и желтая бородка побелела. Но это еще не весь Рерих. Кроме Рериха-художника, чиновника, археолога и писателя – ибо он писал нечто вроде археологических поэм в прозе, в стиле „Ой ты, гой еси“ – был и, по-видимому, есть до сих пор еще другой Рерих, Рерих-мистик, оккультист, спирит, „потусторонний“» (И. Грабарь. Моя жизнь).

«Человек он был, несомненно, умный, хитрый, истый Тартюф, ловкий, мягкий, обходительный, гибкий, льстивый, вкрадчивый, скорее недобрый, себе на уме и крайне честолюбивый. О нем можно сказать, что интрига была врожденным свойством его природы. На нем была словно надета маска, и неискренний его смех никогда не исходил из души. Всегда что-то затаенное было в его светлом, молочного цвета лице с розовыми щеками, аккуратно подстриженными волосами и бородой. Он был северного – норвежского типа и довольно прозрачно намекал, что его фамилия Рерих связана с именем Рюрик. Как – оставалось не вполне понятным. Остроумный Головин прозвал его довольно зло и метко Обмылком.

…Творчество Рериха, пройдя через разные фазы, что доказывало большую неустойчивость, в конце концов очень снизилось, когда он в своих надуманных композициях, пропитанных восточными влияниями, стал увлекаться сказочностью и визионерством.

…Таинственный Тибет привлекал к себе таинственного Рериха. На его высотах он купил себе дом, погрузился в тайны магии и оккультизма, и о нем ходили странные слухи. До Тибета далеко, и их трудно проверить, но, видимо, он имел там своих поклонников, среди которых наш русский художник-петербуржец совершал странные действия. Неясна была и его роль политическая. Как бы то ни было, человек он был недюжинный, он хранил в себе разные возможности и таковые проявил в искусстве, что во всяком случае бесспорно» (С. Щербатов. Художник в ушедшей России).

РИМСКИЙ-КОРСАКОВ Николай Андреевич

6(18).3.1844 – 8(21).6.1908

Композитор, педагог. Член объединения «Могучая кучка». Оперы «Псковитянка» (1867–1872, 1894), «Майская ночь» (1878–1879), «Снегурочка» (1880–1881), «Млада» (1889–1890), «Ночь перед Рождеством» (1894–1895), «Садко» (1893–1896), «Моцарт и Сальери» (1897), «Боярыня Вера Шелога» (1898), «Царская невеста» (1898), «Сказка о царе Салтане» (1899–1900), «Сервилия» (1900–1901), «Кащей Бессмертный» (1901–1902), «Пан воевода» (1901–1903), «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (1902–1904), «Золотой петушок» (1906–1907). Кантаты, сочинения для инструмента с оркестром, для инструмента с духовым оркестром, для хора с оркестром, для фортепиано, камерно-инструментальные ансамбли, камерно-вокальные ансамбли с оркестром и др.

«Римского-Корсакова я видел один раз: на первом представлении его „Сервильи“ в Солодовниковском театре, в Москве, в 1904 г. Он вышел на вызовы. Это был высокий, костлявый, жилистый старик с седым бобриком, в черном сюртуке, с умным, даже умнейшим лицом – лицом профессора. А еще он был как-то похож… на кого? Через 5 лет я узнал, на кого: на звездочета из его оп[еры] „Золотой петушок“. Несокрушимая энергия и воля были на его лице – не казалось, что он скоро умрет» (С. Дурылин. В своем углу).