«Суриков производил впечатление человека, который на своем творческом пути не остановится ни перед какими препятствиями. Казалось, нет такой жертвы, которую бы он не принес ради искусства. Редкая сила воли и необычайная страстность составляли основные свойства этой могучей натуры. Можно было подумать, что, если бы ему понадобилось пожертвовать чьей-нибудь жизнью ради достижения того или иного художественного эффекта, он не задумался бы ни на минуту. В каждом его движении и выражении глаз, в характерном напряжении мышц на скулах, – во всем чувствовалась неукротимая творческая сила, стихийный темперамент. Это сказывалось и в его манере рисовать: когда он делал наброски карандашом, он чертил с такой уверенностью и силой, что карандаш трещал в его руке. У него было пристрастие к трудным ракурсам, которые он набрасывал быстро и уверенно. Всякой работе он отдавался горячо и упорно, весь уходя в нее и настойчиво добиваясь намеченной цели.
…В личной жизни Суриков был аскетичен и прост. В его квартире всем домашним полагалось по кровати и стулу. Остальной мебели было очень мало. Стены были голые, без картин; он не любил развешивать свои произведения по стенам.
…Облик Сурикова рисуется мне строгим, суровым и простым. Этот кряжистый, насквозь русский человек был так же монументален и величав в своем характере, как величава его глубоко содержательная и поучительная живопись» (
СУХОТИН Павел Сергеевич
«Я постучал в номер, никто не откликнулся, постучал сильнее – снова молчание. Наконец толкнул дверь и вошел. Как будто никого. На столе остатки еды, недопитая бутылка водки, немытые стаканы, беспорядок. А в углу за занавеской на постели спал одетый Павел Сергеевич. Пришлось его разбудить, спросонья он и не сразу узнал меня, а потом сказал, как будто мы виделись только вчера:
– Раздевайтесь, позвоните, закажите коридорному самовар, чай с калачами, я сейчас встану.
Через полчаса я уже понял, что значит „московский уют“: весело шипел самовар, мы пили чай, закусывая ароматными калачами. Чтобы опохмелиться, Павел Сергеевич выпил водки. Немного стесняясь, он сказал, что вчера покутил с товарищами-поэтами, а вообще сидит без денег и второй месяц не платит за номер. Впрочем, об этом мне уже сразу сказал коридорный и даже внизу швейцар гостиницы. Но Сухотин был почетный жилец „Принца“ и щедро расплачивался, когда появлялись гонорары. В среде московской богемы он считался одним из самых интеллигентных и воспитанных.
…Человек он был несколько разбросанный, но много знавший, горячо преданный литературе. Беседовать с ним было интересно. Невысокого роста, плотный, с маленькой бородкой и красными щечками, он даже в пожилые годы производил впечатление старого московского студента, добродушного и отзывчивого. Он мог бы послужить прототипом для образа Онуфрия в „Днях нашей жизни“ Леонида Андреева.
Его любили в различных литературных кругах – от старых реалистов и до моднейших „скорпионовцев“, группировавшихся вокруг издательства С. А. Полякова „Скорпион“» (
СЫТИН Иван Дмитриевич