Невнятен смысл твоих велений:Молиться ль, проклинать, бороться лиВелишь мне, непонятный гений?Родник скудеет, скуп и мал,И скороход Беноццо ГоццолиВ дремучих дебрях задремал.Холмы темны медяной тучей.Смотри: я стройных струн не трогаю.Твой взор, пророчески летучий,Закрыт, крылатых струй не льет,Не манит майскою дорогоюОпережать Гермесов лет.Не ржут стреноженные кони,Раскинулись, дряхлея, воины…Держи отверстыми ладони!Красна воскресная весна,Но рощи тьмы не удостоеныВзыграть, воспрянув ото сна.Жених не назначает часа,Не соблазняйся промедлением,Лови чрез лед призывы гласа.Елеем напоен твой лен,И, распростясь с ленивым млением,Воскреснешь, волен и влюблен.
1921
Муза
В глухие воды бросив невод,Под вещий лепет темных лип,Глядит задумчивая деваНа чешую волшебных рыб.То в упоении звериномСвивают алые хвосты,То выплывут аквамарином,Легки, прозрачны и просты.Восторженно не разумеяПлодов запечатленных вод,Всё ждет, что голова ОрфеяЗлатистой розою всплывет.
Февраль 1922
«Стеклянно сердце и стеклянна грудь…»
Стеклянно сердце и стеклянна грудь —Звенят от каждого прикосновенья,Но, строгий сторож, осторожен будь,Подземная да не проступит мутьЗа это блещущее огражденье.Сплетенье жил, теченье тайных вен,Движение частиц, любовь и сила,Прилив, отлив, таинственный обмен —Весь жалостный состав – благословен:В нем наша суть ласкала и любила.О звездах, облаке, траве, о васГадаю из поющего колодца,Но в сладостно-непоправимый часК стеклу прихлынет сердце, – и алмазПронзительным сияньем разольется.
1922
Осип Мандельштам
(1891–1938)
«На бледно-голубой эмали…»
На бледно-голубой эмали,Какая мыслима в апреле,Березы ветви поднималиИ незаметно вечерели.Узор отточенный и мелкий,Застыла тоненькая сетка,Как на фарфоровой тарелкеРисунок, вычерченный метко, —Когда его художник милыйВыводит на стеклянной тверди,В сознании минутной силы,В забвении печальной смерти.
<Апрель?> 1909
«Есть целомудренные чары…»
Есть целомудренные чары —Высокий лад, глубокий мир,Далеко от эфирных лирМной установленные лары.У тщательно обмытых нишВ часы внимательных закатовЯ слушаю моих пенатовВсегда восторженную тишь.Какой игрушечный удел,Какие робкие законыПриказывает торс точеныйИ холод этих хрупких тел!Иных богов не надо славить:Они как равные с тобой,И, осторожною рукой,Позволено их переставить.