Серебряный век русской поэзии

О, Винчи, ты во всём – единый:
Ты победил старинный плен.
Какою мудростью змеиной
Твой страшный лик запечатлен!

Уже, как мы, разнообразный,

Сомненьем дерзким ты велик,
Ты в глубочайшие соблазны
Всего, что двойственно, проник.

И у тебя во мгле иконы

С улыбкой Сфинкса смотрят вдаль
Полуязыческие жены, —
И не безгрешна их печаль.

Пророк, иль демон, иль кудесник,

Загадку вечную храня,
О, Леонардо, ты – предвестник
Еще неведомого дня.

Смотрите вы, больные дети

Больных и сумрачных веков
Во мраке будущих столетий
Он, непонятен и суров, —

Ко всем земным страстям бесстрастный,

Таким останется навек —
Богов презревший, самовластный,
Богоподобный человек.

Игорь Северянин (1887–1941)

Мои похороны

Меня положат в гроб фарфоровый,
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (…как Суворова…)
Меня, новейшего из новых.

Не повезут поэта лошади —

Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.

Под искры музыки оркестровой,

Под вздох изнеженной малины —
Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.

Всё будет весело и солнечно,

Осветит лица милосердье…
И светозарно, ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!

1910

«Я прогремел на всю Россию…»

Я прогремел на всю Россию,
Как оскандаленный герой!..
Литературного Мессию
Во мне приветствуют порой.
Порой бранят меня площадно, —
Из-за меня везде содом!
Я издеваюсь беспощадно
Над скудомысленным судом.
Я одинок в своей задаче,
И оттого, что одинок,
Я дряблый мир готовлю к сдаче,
Плетя на гроб себе венок.

1911. Лето

Боа из хризантем

Вы прислали с субреткою мне вчера хризантемы —
Бледновато-фиалковые, бледновато-фиалковые…
Их головки закудрились, ароматом наталкивая
Властелина Миррэлии на кудрявые темы…
Я имею намеренье Вам сказать в интродукции,
Что цветы мне напомнили о тропическом солнце,
О спеленатых женщинах, о янтарном румянце.
Но японец аляповат для моей репродукции.
А потом мне припомнился – ах, не смейтесь! – констрактор,
И боа мне понравилось из маркизных головок…
Вы меня понимаете? Я сегодня неловок…
О, в поэзах изысканных я строжайший редактор!
Не имею намеренья, – в этот раз я намерен, —
Вас одеть фиолетово, фиолетово-бархатно.
И – прошу Вас утонченно! – прибегите Вы в парк одна,
У ольхового домика тихо стукните в двери.
Как боа хризантемное бледно-бледно фиалково!
Им Вы крепко затянете мне певучее горло…
А наутро восторженно всем поведает Пулково,
Что открыли ученые в небе новые перлы…

1911

Это только в жасмин…