Серебряный век в нашем доме

Письмо трагично и многогранно: горький реквием по интеллигенции – нет, не потерянного, а загубленного поколения ярчайших индивидуальностей, тех, кто “вместе строили русскую культуру, а теперь распылились”. (Это Гертруде Стайн пристало горевать о потерянных поколениях, в России их не теряли, их изводили под корень, изничтожали тщательно и целенаправленно, на них открывали охотничий сезон, длившийся годами и десятилетиями.) Явился в письме близкий опоязовцам принцип “понимания жизни как искусства и людей как художественных произведений”. Не обошлось, как видим, без комплекса вины российского интеллигента, попыток оправдать революцию и увидеть историческую необходимость и правду в том, что вызывало инстинктивное отталкивание. Что касается оценки своей деятельности за последние, после-КИХРовские годы, то для них автором выбран емкий оксюморон: суетливая спячка.

Открытость в выражении чувств, исповедальность, драматизм и близкий к отчаянию пессимизм настолько не вязались с моим представлением о моем всегда сдержанном дяде Сереже, что я засомневалась: да было ли письмо отправлено? И про себя решила: нет, конечно же, нет. Однако ошиблась. Архив Юркуна, как известно, погиб, но в ежедневных записях С.Б. сохранилось упоминание об отправке письма адресату – сокращенного, естественно, варианта.

Письмо говорит само за себя и не нуждается в комментариях, стоит лишь пояснить то, что касается частностей. “Три года, когда я встречался с ним часто” – это 1918–1921 годы, тогда в Петрограде они жили по соседству, что в пору, когда почти невозможно стало пользоваться транспортом, существенно облегчало общение[90]. Неслучайно возникла “моцартовская прозрачность и легкость”, – скорее всего, образ навеян воспоминаниями о том, что, посещая дом Бернштейнов, Кузмин обычно играл у них одну из сонат Моцарта. Упомянутая работа “Голос Блока” была написана Бернштейном для сборника “Памяти Блока” (1921), но не вошла туда, т. к. автор отказался печатать ее без диаграмм, которые невозможно было воспроизвести по причине малого формата книги; впервые опубликована спустя более чем полвека[91].

Для нашей темы в письме особенно важны слова “через их головы потомкам”, ключевые, определившие главное направление работы Сергея Бернштейна на долгие годы вперед. Преподавание. Создание школы. Начиная с 1935 года он работает в качестве профессора различных московских педагогических институтов, занимает должности то заведующего кафедрой, то декана, а с 1947-го – профессора МГУ. К внешним обстоятельствам и званиям равнодушен до такой степени, что не собрался защитить ни одной из положенных по правилам диссертаций. Кандидатскую степень ему присудили в 1938 году по совокупности работ и тогда же утвердили в звании профессора без каких-либо усилий с его стороны, да и то он в течение восьми лет не мог выбрать времени, чтобы получить диплом.