Серебряный век в социокультурном измерении

Вне зависимости от авторства и первоначальных смыслов термин давно зажил своей жизнью. Вообще, думается, авторство терминов любопытно, но не принципиально. Что изменится в нашем восприятии культурно-исторической эпохи, если мы доподлинно установим изобретателей таких, к примеру, названий, как «Реформация», «Ренессанс», «Просвещение», «классицизм», «романтизм» и т. п.? Даже если нам удастся во всей полноте воссоздать изначальные смыслы, вкладывавшиеся в эти наименования их создателями, у нас останется собственное, сформированное определенной культурно-исторической и историографической традицией их понимание. Кто бы ни был автором термина «Серебряный век» в приложении к культурным реалиям рубежа XIX – ХХ столетий (а как метафора он вполне мог родиться одновременно во многих умах), сегодняшнее его смысловое наполнение не обязательно должно совпадать с первоначальным. Поэтому в научных изысканиях важнее определиться с современным его пониманием. Этимология вещь далеко не второстепенная в процессе исследования, однако не будем забывать, что слова по мере развития языка и общества нередко меняют свое значение, причем такое случается и с терминами.

О. Ронен категорично утверждал: «В наши дни название осталось в употреблении историков искусства, критиков и литературоведов как стершийся и утративший свой первоначальный, да и вообще какой бы то ни было аксиологический смысл, но не лишенный жеманности классификационный термин, применяемый за неимением лучшего»[20]. Порой ученый так далеко заходил в критике «неправильного» термина, что совершенно отказывал ему хоть в какой-нибудь содержательности: «Выражение “серебряный век” предполагает определенную ущербность, подражательность, вялость, блеклую стилизацию и повальную болтливость… Поэтому менее искушенный читатель так часто отождествляет “серебряный век” с эстетикой и бытом популяризаторов, подражателей и модничающих эпигонов второго, а то и третьего сорта…»[21]

Трудно согласиться с исследователем в том, что «неудачный» термин затушевывает принадлежность к рассматриваемой культуре упоминаемых им в данной связи Анненского, Блока, Цветаевой, Волошина. Важно также обратить внимание и на такой аспект: полноправными представителями Серебряного века являются не только выдающиеся художники и мыслители, но и те малоизвестные или вовсе безвестные их современники, которые дышали с ними одним воздухом, говорили с ними на одном культурном языке, были охвачены общими с ними духовными устремлениями. К Серебряному веку как к целостной культуре принадлежали все творческие «эшелоны» – и первый, и все последующие. Исключать из него эпигонов и даже тех, кто вошел в историю этой культуры не столько своим творчеством, сколько специфическим образом жизни, значит заведомо искажать историческую картину. Глубинная внутренняя сущность культурноисторической эпохи заключена не в ее творческих вершинах как таковых, а в том мироощущении, которое в них выражено.

Позиция отрицания лишена научной эффективности, она не дает ничего для более глубокого понимания эпохи, для генетического и типологического анализа. Не продуктивнее ли вместо поисков «лучшего» термина осмыслить содержание уже имеющегося, спонтанно вошедшего в научный оборот и обыденное сознание? Может быть, вслед за подлинным осмыслением той реальности, которая за этим термином скрывается, за прояснением ее сути и появится более адекватный термин. Или окончательно будет утверждена правомерность уже существующего. Пока же гуманитарное познание не располагает даже более или менее удовлетворительным определением Серебряного века.

Автор полемической монографии, с его слов, «проследил происхождение и смысл понятия “серебряный век” по основным его источникам в русской критической мысли двадцатых годов…»[22]. При этом сколько приведено источников, столько обнаруживается и различных толкований этого выражения. Каждый из упомянутых в книге авторов вкладывал в него свой субъективный смысл. С течением времени ясности в этом вопросе не прибавилось. В этой связи невозможно не разделить мнения Л. Г. Березовой: «Здесь мы встречаемся с классической ситуацией в историографии, когда непроработанность термина закрывает путь к дальнейшим конкретно-историческим исследованиям. Познавательный потенциал понятия “Серебряный век” не только не исчерпан, но едва ли начат. Интеллектуальное конструирование мира культуры начала ХХ века, как в глухую стену, упирается в отсутствие ее внятных типологических оснований. Искусствоведы прошли свою часть пути – дело за историками и культурологами»[23].