Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

Каждый вечер я хожу один по Акинихской дороге испытывать то, что ты называешь Божьей тоской. Как перед ней разлетаются все акмеистические хитросплетения. Мне кажется тогда, что во всей вселенной нет ни одного атома, который бы не был полон глубокой и вечной скорби.

Я описал круг и возвращаюсь к эпохе «Романтических цветов» (вспомни Волчицу и Каракаллу), но занимательно то, что когда я думаю о моем ближайшем творчестве, оно по инерции представляется мне в просветленных тонах «Чужого неба». Кажется, земные наши роли переменятся, ты будешь акмеисткой, я мрачным символистом. Все же я надеюсь обойтись без надрыва.

Аничка милая, я тебя очень, очень и всегда люблю. Кланяйся всем, пиши. Целую.

Твой Коля.

В Москву Ахматова приехала в июле. Она вспоминала, как они ходили по книжным лавкам, а она открывала последние номера журналов и находила «весьма сочувственные отзывы» о своем дебютном сборнике стихов «Вечер», который вышел в марте. 18 сентября у Анны Андреевны родился сын Лев. По воспоминаниям Срезневской, близкой подруги Ахматовой:

«Знаю, как он <Н.С. Гумилев> звонил в клинику, где лежала Аня (самую лучшую тогда клинику профессора Отта, очень дорогую и очень хорошо обставленную) <…>. Затем, по окончании всей этой эпопеи, заехал за матерью своего сына и привез их обоих в Царское Село к счастливой бабушке, где мы с мужем в те же дни обедали и пили шампанское за счастливое событие».

Но рождение сына не сблизило супругов. Как утверждала Ахматова: «Скоро после рождения Левы мы <с Н.С. Гумилевым> молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга».

Так ли это было? И мог ли Гумилев не ревновать ту, которую когда-то так сильно и долго добивался? Или он сделал вид, что ему все безразлично, чтобы сохранить свое самолюбие?

В конце этого знаменательного для семьи года он пишет стихотворение.

Я из дому вышел, когда все спали,
Мой спутник скрывался у рва в кустах,
Наверно на утро меня искали,
Но было поздно, мы шли в полях.

Мой спутник был желтый, худой, раскосый.

О, как я безумно его любил!
Под пестрой хламидой он прятал косу,
Глазами гадюки смотрел и ныл.

О старом, о странном, о безбольном,

О вечном слагалось его нытье,
Звучало мне звоном колокольным,
Ввергало в истому, в забытье.

Мы видели горы, лес и воды,

Мы спали в кибитках чужих равнин,
Порою казалось – идем мы годы,
Казалось порою – лишь день один…

Здесь по-прежнему признание в любви той, которая ввергает в истому и забытье. Но их жизненные пути расходятся все дальше и дальше. У него были стихи, «Цех поэтов». Поездки в Африку. У нее – собственное творчество и собственная личная жизнь. Сын Лев воспитывался у свекрови и видел мать урывками. Но все же они пока еще были семьей. И Гумилев думал о жене и беспокоился о ней.

Н.С. Гумилев – А.А. Ахматовой

9 апреля 1913 года. Одесса

Милая Аника,

я уже в Одессе и в кафе почти заграничном. Напишу тебе, потом попробую писать стихи. Я совершенно выздоровел, даже горло прошло, но еще несколько устал, должно быть, с дороги. Зато уже нет прежних кошмаров; снился раз Вячеслав Иванов, желавший мне сделать какую-то гадость, но и во сне я счастливо вывернулся. В книжном магазине просмотрел Жатву. Твои стихи очень хорошо выглядят, и забавна по тому, как сильно сбавлен тон, заметка Бориса Садовского.

Здесь я видел афишу, что Вера Инбер в пятницу прочтет лекцию о новом женском одеянии или что-то в этом роде; тут и Бакст, и Дункан, и вся тяжелая артиллерия.

Я весь день вспоминаю твои строки о «приморской девчонке», они мало того что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано так много, и я совершенно убежден, что из всей послесимволической поэзии ты да, пожалуй (по-своему), Нарбут окажетесь самыми значительными.