Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят

– Ага, – сказала Рональда. – Я получаю деньги на карманные расходы. Но иногда не хочется, чтобы мне платили. Было бы здорово быть просто членом семьи. Но в то же время не хочу, чтобы этим пользовались. На следующей неделе она ведет племянниц на мюзикл «Виз». Вчера предложила пойти с ними. Сначала я согласилась, а потом она сказала, что надо купить еще один билет и, возможно, придется сидеть в одиночестве на балконе. Поэтому я ответила, что не хочу идти и вообще мне не нравятся пьесы. Хотя на самом деле я никогда не была в театре.

Она выглядела такой несчастной, что захотелось прикоснуться к ней, но я не знала, куда лучше положить ладонь. Так что в итоге погладила собственное плечо.

– Если хочешь посмотреть мюзикл, могу сходить с тобой.

– Да дело не в мюзикле, – призналась Рональда. – Я просто хочу, чтобы меня куда-нибудь пригласили.

– Мы иногда ходим с мамой куда-нибудь, – сказала я. – Но это так, ничего особенного.

Рональда посмотрела на меня, словно не верила, что совместный досуг мамы и дочки может быть «не особенным». Будто я заявила, что у меня есть деньги, но такие, на которые ничего нельзя купить.

– Честно, – сказала я.

Рональда снова запустила пальцы в мои волосы.

– А у тебя есть с собой расческа?

Я опустилась на плиточный пол перед Рональдой, между ее коленей, а она сидела на столе и водила расческой по моим волосам. Все важные люди в моей жизни хотели пощупать мои волосы. В первый же день в первом классе наша учительница отвела меня в комнату отдыха и расплела хвостики. Рональда спросила, не больно ли. Я пробормотала, что нет, и уткнулась лицом в ее бедро.

– Скажи мне то, что собиралась, – напомнила она. Щетинки расчески твердо и приятно давили на кожу. Я знала, что, скорее всего, она распрямляет мои кудри, но не просила остановиться. – Расскажи мне. Расскажи про маму.

Она словно выуживала правду из моей головы.

– Я незаконнорожденная.

– Добро пожаловать в мой клуб, – отозвалась Рональда.

– Нет, – сказала я, – здесь все еще хуже. Я – секрет.

– Ой, – проговорила Рональда. – Ты побочная дочь?

– Ага, – прошептала я.

– Это ничего, – заверила она. – Таких много.

Я шумно выдохнула – и даже не заметила, что задержала на минуту дыхание. Вот что значит настоящий друг: тот, кто знает всю правду о тебе и не винит за это. Я повернулась посмотреть на Рональду, но, если она и поняла, что произошло нечто значимое, на лице это не отразилось.

Я в свою очередь спросила:

– Твой папа был женат на мачехе, когда ты родилась?

Рональда покачала головой.

– Нет. Мама познакомилась с ним, когда оба жили в Индианаполисе. Она забеременела накануне его отъезда в университет Нотр-Дам.

– По крайней мере, он тебя признает. Иногда я думаю, что случилось бы со мной, если бы мама умерла? Интересно, папа взял бы меня к себе?

Рональда перестала меня расчесывать. Пол подо мной был холодный, но сквозь ткань джинсов подруги я чувствовала тепло ее тела. Хотелось выпить еще коктейль, но я не могла попросить, потому что вдруг забыла все слова.

– Не плачь, – утешала Рональда. – У меня тоже есть тайна. На самом деле мама жива. Но я всем говорю, что она умерла. Она жива, просто нерадивая мать.

Подруга произнесла эти два слова очень четко, словно вычитала из юридического документа.

– Директор школы сообщил о ней в органы опеки. Она оставила меня одну на две недели. Пока ее не было, я сломала ногу из-за того, что пыталась ходить на каблуках, и некому было приехать и забрать из школы. Директор сложил два и два, и не успела я опомниться, как за мной в Индианаполис примчался папа аж из Атланты и забрал жить к себе. Он ехал всю ночь, а тогда был сильный, сильный, сильный снег.

– А куда делась мама?

– Не знаю. Она забрала с собой даже расческу с подогревом. Я спросила, когда она вернется, и мама ответила: «Завтра». Но я знала, что это вранье, потому что вещи младшего брата тоже отправились в сумку.

Она любит этого мальчишку больше всего на свете. До его рождения мать только и делала, что бухала, бухала, бухала! Пила виски, даже когда была беременна мной. Повезло, что у меня нет косоглазия, слабоумия или еще чего. Но когда родился Кори, она влюбилась в него до отупения. Бросила пить, перестала пощечины раздавать. Даже пару раз в воскресенье варила какао. До рождения брата я думала, что мама просто не любит детей. Но когда тот родился и я увидела, как она вокруг него квохчет, то поняла: дело не в том, что она не любит детей, – просто не любит именно меня.

– Она тебя любит, – возразила я. – Она ведь твоя мама. Мамы всегда любят своих детей.

– Ну, может быть, и любит, – согласилась Рональда. – То есть в холодильнике была еда, а над головой была крыша. Но я никогда ей не нравилась. А младшего брата она прямо обожала, казалось, так бы и съела. Поэтому и прихватила его с собой.

– Это не так, – уверяла я. – Родители любят всех детей одинаково.

– А у тебя есть брат? – спросила Рональда.

Я сказала, что нет.

– Если у тебя есть брат, это хуже всего. Если у мамы появится сынок, она покажет, на какую любовь способна. И как только увидишь, никогда не сможешь свыкнуться. Тебе всю жизнь будет одиноко.