Серебряный змей в корнях сосны – 2

Арата показывал склонности к рэйки с самого начала обучения. Конечно, Хизаши все равно мог намного больше, но не прямо сейчас. Его хватало лишь на то, чтобы вовремя моргать и ворочать языком, если требовалось что-то произнести. Они бы побрали эту слабость!

Арата притронулся к плечу Мадоки, и тот без звука рухнул на спину. Сердце Хизаши на мгновение замерло в дурном предчувствии. Ему было плевать на этого вечно шумящего, раздражающего, неотесанного балбеса. Плевать, но…

«Помоги ему, Хизаши-кун. Спасая других, ты спасаешь и самого себя».

Голос Кенты снова раздался в голове, будто друг, даже находясь неизвестно где и неизвестно в каком состоянии, все равно чувствовал его, знал его мысли – и пытался направить. Хизаши оперся ладонью о землю, согнул ногу в колене и оттолкнулся, чтобы заставить себя встать.

И рука Юдая снова помогла ему.

– Он отравлен, – сообщил Арата, закончив осмотр. – С кем вы тут столкнулись?

– Нодзути, – ответил Юдай. – Но мы не знаем, был ли он одичавшим.

– Что?! Нодзути? Те самые, которые…

– Так ты можешь вывести яд или нет? – прервал Хизаши зло.

– Я… Да, наверное. Помогите его усадить.

Учида поддержал Мадоку за плечи, не давая упасть снова, а Хизаши смотрел со стороны, как Арата садится позади него и, обхватив за пояс, кладет одну ладонь ему на средоточие ки, а другую – на лоб. Его светлая и легкая ки, похожая на весенний ветерок, потекла в Мадоку, заполняя его меридианы. Хизаши бы понаблюдал, но даже такое простое действие отнимало силы, и он зажмурился. В любом случае, это займет какое-то время, и он медленно подошел к шаманке, все так же сидящей над пеплом несчастной женщины.

– Она потеряла душу, – печально сказала Чиёко, не поднимая головы.

– Она умерла.

– Нет, ты не понимаешь. Она потеряла душу до того, как сгорела. Кто-то забрал ее и уничтожил, я не ощущаю ее в мире мертвых. Чудовищно…

Она водила ладонью над пеплом, будто гладила, это было одновременно пугающе и трогательно. Хизаши не мог видеть мир глазами итако, он и человеческими-то глазами не так давно научился смотреть, но ощущал чужую тоску как нечто горькое.

– Кто способен на такое? – меж тем продолжила Чиёко. – У кого есть подобные силы?

– Я не знаю. Но демон он или бог, мы не позволим ему делать что вздумается.

– Ты говоришь почти как Кента-кун, – улыбнулась Чиёко.

А Кента иногда говорит с ним, но Хизаши никому не признается, потому что это не по-настоящему. Просто самообман.

– Тебе кажется, – сказал он. – Оставь ее, ты ничем не поможешь.

Пальцы девушки дрогнули, почти касаясь праха, и сжались в кулак.

– Да. Здесь уже ничем…

Сзади раздался громкий вздох, а следом надрывный кашель. Мадока очнулся, и уставший, но довольный Сасаки с улыбкой уклонялся от кицунэ, вылизывающей ему лицо как обычное прирученное животное. И вскоре, кое-как собравшись, они все снова двинулись в путь, нашли ту самую обходную дорогу, ведущую к одному из многочисленных управлений школы оммёдо и экзорцизма Дзисин, и разделились: Мадока пошел дальше один, еще немного вялый после исцеления, но решительный как никогда. Это столкновение с нодзути и гибель, в сущности, чужой им женщины переключило что-то в нем, Хизаши увидел это по глазам, в которых извечная упертость смешалась вдруг с доселе непривычным ему чувством. Если бы Хизаши спросили, что это за чувство, он бы не ответил, но про себя решил: такому Мадоке он бы доверил жизнь, если бы пришлось. Оглядев спутников, Хизаши горько усмехнулся. Всех их он в той или иной мере знал прежде, но только в этом путешествии начал узнавать по-настоящему.

Сасаки – мягкотелый, слабый, ведомый, который никогда не встанет впереди, а если и сделает это, то лишь для того, чтобы бесславно погибнуть, – внезапно оказался не по годам мудрым, знающим, когда стоит возразить, а когда согласиться, умеющим найти подход к каждой душе и дать ей успокоение. Без него им было бы непросто.

Учида – образцовый ученик школы Фусин, жестокий и справедливый, верящий в воздаяние и несущий его своим оружием, вспыльчивый и готовый сражаться за то, во что верит. И вот он протягивает руку тому, кого должен бы убить, уступает когда должен бы руководствоваться разумом, а не чувствами. Сильный и телом, и духом.

Мадока – пустоголовый и шумный, думающий кулаками, а не головой, любитель развлечься в ущерб делу и учебе, он оказался способен повзрослеть буквально на глазах, и его сострадательность к слабым достойна восхищения.

И Чиёко, девушка-загадка, странная даже по меркам других итако. Она всегда оказывалась поблизости, но никогда не подпускала к себе. Ее чувства, как и сама она, всегда прятались за маской дерзкого мальчишки, но заставляли ее раз за разом кидаться в самое пекло ради дорогого человека, чья взаимность, возможно, лишь проявление дружелюбия.

Все они отправились рисковать жизнями, чтобы Куматани Кента снова стал собой, и лишь Хизаши тянул на себе груз вины за это. Лишь ему стоило подставляться под клыки и когти и даже так не искупить своих грехов. И клочок бумаги за поясом напоминал об этом.