Серебряный змей в корнях сосны – 3

– Боги дали тебе этот дар, милый, и не нам решать, что с ним делать. – Она погладила его по волосам, и Кента, как когда-то в детстве, склонил голову к ее коленям, теплым, мягким. Уткнувшись в них, можно было спрятаться от всех бед. – Мы столько лет молились, чтобы небеса послали нам тебя, но у всего есть срок, и пришел мой отпустить ребенка из-под своего крыла.

От матери пахло травами, свежим чаем и свечным воском, Кента вдыхал глубоко, чтобы надышаться впрок. Прежняя обида, что вспыхнула в час, когда на него указал первый палец, заворочалась, глухо застонала в душе, но выдать ее нельзя. Матушке и без того непросто.

– В Ямато много дорог и много тех, кто по ним ходит, – напутствовала она ласково и немного грустно, – ты повстречаешь хорошие пути и добрых людей, но можешь пойти и кривой тропкой и столкнуться с людьми дурными и мелкими сердцем. В такие моменты остановись и подумай, что именно испортило их?

Кента лежал, и материнская рука гладила его по волосам и спине.

– Никого не обижай зазря, ни человека, ни духа, но и себя в обиду не давай. Любую жизнь уважай, слышишь? В каждой травинке и в каждой твари есть душа, Кента, и она ничуть не менее ценна, чем твоя или моя.

– Я помню об этом, мама.

Он выпрямился и посмотрел ей в лицо.

– Обещаю, что не опозорю вас с отцом и стану таким оммёдзи, которым бы вы гордились.

– Я тобой и так горжусь. Лучше постарайся стать таким, чтобы самому собой гордиться.

Кента не был уверен, что понимает, все-таки он никогда не покидал деревню и не считал себя особо умным, разве что умел читать и писать, знал много историй об удивительных событиях, чудесах и героях, понимал в людских болезнях и разбирался в многообразии невидимого смертным, но все еще понятия не имел, что скрывается в мире за пределами леса. Ему нравилось здесь. Он был уверен, что нравится.

На самом деле Кенте просто не приходило в голову усомниться.

Его котомка – легкая, только с самым необходимым – ждала возле торий, которых никогда не покрывала краска, но от этого они ничуть не теряли в важности. Кента вышел к ним и коснулся шершавой деревянной опоры. Мама стояла рядом, прижав руки к груди. На лице ее застыла улыбка, а в глазах тоска.

– Ты взял четки? – спросила она взволнованно.

– Да, конечно, взял. – Это была память об отце, и Кента никак не мог бы забыть их перед дальней дорогой.

– Надень, – велела мама. – Надень и не снимай, что бы ни случилось. Это твоя защита, Кента. Поклянись, что не расстанешься с ними ни на миг.

Кента растерялся. Он, как и все, верил в силу оберегов и талисманов, однако горячность матери его смутила.

– Не переживай, мама, я буду носить их не снимая. Обещаю.

– Если бы я могла не отпускать тебя…

Плечи ее все-таки опустились, спина сгорбилась, и перед Кентой была уже не служительница святилища Лунного медведя, а женщина, расстающаяся с любимым дитя, как перед этим рассталась с любимым супругом. Сердце Кенты сжалось от боли, и он улыбнулся, широко растянув губы, как бы ни хотелось обратного.

– Все будет хорошо, мама. Заботься о деревне и молись за меня и за отца. А я напишу, как устроюсь. Пока со мной твои молитвы, не случится ничего дурного. – Он взял ее руки и с нежностью сжал. – Значит, и правда такова моя судьба. И… не вини никого, ладно?

– Ты очень хороший мальчик, Кента. Твой отец, где бы он сейчас ни был, гордится тобой.

– Если… Когда он вернется, ты дашь мне знать?

Взгляд матери потеплел, и все же вместо ответа она высвободила ладонь и погладила его по щеке.

– Пусть боги будут к тебе благосклонны, сын. Ступай.

Пронзительно вскрикнула в предрассветной тиши птица. Кента поднял с земли котомку и, махнув на прощание, направился прочь. Деревенские уже просыпались и выходили из домов, чтобы проводить взглядами – кто сочувствующим, кто злорадным, кто торжествующим. Тело несчастной Айко сожгли, и злоба людей утихла, но Кента все еще продолжал ощущать ее тяжесть, проходя двор за двором. Груз несправедливых обвинений давил на плечи, и он с трудом держал спину ровно. «Мы ценим твои заслуги, Кента, и заслуги твоей семьи, потому и просто изгоняем. Тому, кто принес беду в деревню, в ней больше нет места», – так они сказали, и как бы ни просила за него мать, никто не изменил решения.

Когда отец еще не ушел, он часто говорил совсем маленькому Кенте: на людей, что умеют и знают больше других, всегда будут смотреть иначе, особый дар – это барьер от сил зла, но и от простых людей тоже. На околице Кента все же обернулся и увидел старика, которого в прошлую весну выходил от лихорадки, и тот с теплой улыбкой помахал ему. Кента кивнул, и шаг сделался легче, а ложные наветы слетели, как прошлогодняя листва. Если хотя бы один человек будет вспоминать его добрым словом, этого вполне достаточно. Повеселев, он поудобнее перехватил котомку и бодро зашагал на восток.

Первый день путешествия подходил к концу, и безоблачное голубое небо месяца хризантем за спиной Кенты налилось мрачной краснотой. Посвежело, и разгоряченное длительной ходьбой лицо приятно остужал поднявшийся ветер. Кента остановился и посмотрел вверх.