Серебристое дерево с поющим котом

Корпеть, однако, не пришлось. Профессор обрадовался Пеке как старому другу, одобрил его “до ужаса цивилизо­ванный вид” и усадил за компьютер с кнопками и экраном.

– Наберите-ка, любезный коллега, слово “обязатель­ный”. Вот клавиши, в буквах разбирайтесь сами…

Пека неуверенно стал тыкать в кнопки. На экране за­жглось:

а б и з а т и л н ы й

– Я так и думал! – обрадовался Егор Николаевич. – Четыре ошибки! Не пугайтесь, бывает хуже. Начнем с буквы “и”, которую вы зачем-то поставили после “б”. Почему? Вы ведь говорите “обязанность”, а не “обизанность”. Увы, вас не учили смотреть в корень. Ничего! Сейчас мы попросим “Алика” дать нам несколько корней, и вы убедитесь, какая увлекательная вещь– словообразование…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Что такое любовь

Матвей, Антошка, Сеня, Андрюша и Варя опять при­шли во двор Маркони. Заглянули на чердак. Маркони от­сутствовал. Решили, что он на пустыре с утра возится с транслятором. Посидели, поругали немного бестолкового Пеку, из-за которого столько неприятностей. Но поругали несильно, вперемешку с хихиканьем, а потом опять пожа­лели. Только Андрюша не ругал и не хихикал. Философски морщил лоб и размышлял о случившемся со всей серьёзно­стью. Иногда говорил тихонько:

– Ну что поделаешь, если он такой…

Поскольку Маркони не появлялся, надумали сами идти на площадку и помочь ему, если не прогонит. Но тут по­явился Олик.

– О-о, – сказал Матвей. – Главный герой. Ну, как желудок? Освободился от архивов тайной канцелярии?

Олик был несчастный и ещё более худой, чем обычно. Он встал перед сидевшими на поленьях приятелями, как перед трибуналом. Вытянул руки по швам, вскинул изму­ченные глаза и отчаянным тонким голосом произнёс:

– Простите меня, пожалуйста!

– За что? – удивился Антошка. Ему, видимо, сразу стало жаль Олика.

– Вы не понимаете, да? Вы, наверно, издеваетесь. И совершенно справедливо… – Олик уронил голову, и рыжие локоны его траурно повисли.

– Народ, что это с ним? – удивился Матвей. Впрочем, не совсем по-настоящему.

– Конечно, теперь получается, что я предатель! Из-за своего болтливого языка. И Пека будет меня презирать… Но я же не нарочно! Просто вырвалось! Я же не хотел…

– Оличек, да ты что! – всполошилась Варя. – Никто ничего плохого не думает! Ты, наоборот, очень находчиво… Как схватил, как проглотил! Я бы за полчаса такую бумажищу не сжевала. Да ещё с клеем… – Сперва она гово­рила очень серьёзно, а потом стала кусать губы. А на последнем слове вдруг фыркнула. Тогда засмеялись Матвей и Сеня. И даже Андрюша слабо улыбнулся.

– Вы, наверно, думаете, что я совершенно никуда не годный человек, – убито выговорил Олик. – Болтун и трус…

– Ну а трус-то почему? – спросил Сеня.

– Потому что одно к другому… Тогда с шестом прыгать не стал…

– Ну и правильно не стал, – рассудил Матвей. – А то собирали бы тебя по частям…

– Вот видите! Вы меня совершенно не воспринимаете всерьёз!

– Мы тебя хорошо воспринимаем, – заверил его Ан­дрюша. Но глаза Олика уже сверкали слезами и решитель­ностью.

– Хорошо! Я докажу! Сейчас! Вот возьму и прыгну!..

– Шеста нет, – предупредил Сеня. — Марконин папа спрятал, чтобы мы шеи не посворачивали.

– И не надо! Я и без шеста прыгну! С разбега! – Олик бросился к лестнице и вмиг оказался на плоской крыше пристройки дома.

– Держите олуха, а то он и правда прыгнет, – сум­рачно приказал Матвей. Антошка и Сеня кинулись на кры­шу. Они успели чудом. Только потому, что Олик, яростно разбежавшись, в последний миг притормозил перед разверз­шейся пропастью. Потерявши скорость, он обязательно бы угодил в эту пропасть, но Антошка и Сеня четырьмя рука­ми ухватили его за матроску. И Олик повис, вскрикивая, взбалтывая ногами и теряя сандалии.

Он был совсем легонький, держать его не составляло труда. И, прежде чем вернуть незадачливого прыгуна на твёрдую поверхность, Сеня оглядел с высоты окрестности. И… чуть не задохнулся от негодования.

– Маркони! Вы смотрите, что он делает!

Маркони делал возмутительное! Вместо того чтобы ра­ботать над транслятором, он – непривычно отутюженный и причесанный, в костюме и белой рубашечке – стоял в квартале от дома, на углу Гончарной и Лесной, и держал букетик. С крыши это было видно отлично.

– Глорию ждет, тунеядец!

– Где? – Антошка вертел головой.

– Да вон же! – Сеня отцепился левой рукой от Олика и вытянул палец. Он не ждал, что и Антошка освободит одну руку. А тот опять сказал “где” и поднял ко лбу ко­зырек ладони. Для двух рук даже легонький Олик оказался грузом чрезмерным. Его матроска вырвалась из Антошкиных и Сениных пальцев. С криком раненой чайки Олик ухнул в глубину. Всё это случилось в один миг.

К счастью, бедняга не угодил ни на кирпичи, ни в ко­лючки. И пролетел мимо Андрюши, который внизу пытался подхватить и спасти друга от гибели. У бревенчатой стены стояла бочка с цветущей от старости дождевой водой…

Когда Олика вытащили, он был похож на размокшую папиросу. Икал, вздрагивал и молчал. Матвей деловито ощупал его и пришёл к выводу:

– Цел…

Антошка оглядел всех и прочувствованно сказал Олику: