Серебристое марево

- Никуда они уже не уедут, - тихо ответил Юрка. Он поглядел мне в глаза, подмигнул. Рука его, лежавшая на крышке ящика, дрожала.

Прячась за кустами шиповника, мы побежали в сторону от Казацких могил, оставляя позади дорогу, напуганных немцев, неподвижную автоколонну.

Прошло несколько дней. Степь вокруг нашей Дубравки напоминала свалку железа и стали. На тракте, полукольцом огибавшем село, застыли машины с заглохшими двигателями. Темнели пузатые автоцистерны, тяжелыми глыбами металла давили землю два танка, неподвижно приткнулись к обочине бронетранспортер и четыре мощных тягача, уныло стояли "мерседес" и несколько мотоциклов. Немцы пытались растащить с помощью буксиров неподвижную автоколонну, попавшую в серебристое марево. Подогнали тягачи, прицепили к каждому по несколько грузовиков. Но и тракторы, не одолев километра, окутались почти невидимой дымкой и тоже остановились. Как ни бегали вокруг тягачей солдаты в парусиновых, лоснившихся от масла, мундирах-спецовках, как ни силились оживить двигатели, - тягачи, как и грузовики, вышли из повиновения. Та же участь постигла два танка, что с ревом на полном ходу выскочили из-за Казацких могил. Гитлеровцы, очевидно, решили, что главную, хотя и непонятную опасность, таит в себе сама дорога, создающая мертвую зону для техники. Они сделали попытку выпустить танки со стороны степи. Однако бронированные чудовища, подмяв под себя кусты, и деревья, так и не продвинулись дальше лесополосы. Около суток бились танкисты над моторами, затем, явно перетрусив, бросили машины и укатили на подводе, отобрав ее у какого-то проезжего деда.

Загадочные события, происходившие вблизи затерянного средь приднепровских степей села, судя по всему, не на шутку встревожили фашистов. На легковой машине, сверкавшей никелем и черным лаком, в сопровождении мотоциклистов, через Дубравку проследовали какие-то важные немцы во главе с генералом. Но и генералу, и его охране уже от моста пришлось перейти на пеший ход: все, что двигалось с помощью моторов и горючего, в нашем селе и его окрестностях словно попадало в невидимые сети и не могло вырваться из них.

Дубравка тихо ликовала. Хотя никто не мог понять, что происходит, каждый видел беспомощность гитлеровцев и радовался этому. Самые невероятные слухи передавались из уст в уста. Не восхищался только один человек - Данила Резниченко. Мало того, с каждым днем он становился все более хмурым. А когда за рекой упал и взорвался немецкий самолет, дед Данила стал мрачным как туча.

Никогда не забыть мне тех минут и выражения лица Юрки-Ленинградца... Мы сидели в разбитом старом ветряке, что возвышался за селом, на пригорке, уронив к земле сломанные крылья. Сквозь дыру в крыше виднелось небо и далекие белые облака.

"Рама" появилась точно в полдень. Она прилетала уже несколько раз, в одно и то же время. Самолет с двумя фюзеляжами почти неподвижно зависал в воздухе, нудный и протяжный гул моторов распугивал степных куропаток. Юрка объяснил мне, что "рама" появляется над селом не случайно. Не иначе, немцы просматривают весь район с высоты, ведут разведку местности.

Пристроившись на груде старых досок, Юрка колдовал над своим деревянным ящиком, регулировал латунные пластины, крутил рукоятки настройки. Антенна-еж поблескивала в лучах солнца, падавших сквозь пролом в крыше. Затем Юрка свернул самокрутку, закурил, положил руку мне на плечо. Его пальцы с силой сжались, но я не почувствовал боли. Я как завороженный глядел на небо. "Рама" вдруг качнулась, гул моторов оборвался. Самолет скользнул на крыло и стал падать. Он, как бы играя, переворачивался в воздухе и оставлял за собой ослепительно яркие хлопья серебристого марева, которые, отрываясь от машины, сливались в хрустальные облачка. Падение "рамы" показалось мне бесконечно долгим, как в замедленной съемке. На самом же деле все было кончено меньше чем за минуту. За рекой, в зеленых плавнях, раскатился взрыв. Черный султан дыма и огня взметнулся над бархатом далеких верб.

Юрка застыл как статуя. Я тоже боялся пошевелиться, пораженный и простотой и невероятностью только что увиденного. Все казалось мне сном. Но рядом поскрипывали обломанные крылья ветряка, а Юрка-Ленинградец спокойно чадил цигаркой. Нет, все было наяву. И в тот же миг отчетливо вспыхнула в мозгу картина: десятки самолетов с крестами без единого выстрела с земли разваливаются в воздухе...

Я заглянул в серые глаза Юрки, и мне показалось, что он видел то же, что я...

Вечером мы ликвидировали "мастерскую" в хате пасечника. Все, что собрал Юрка-Ленинградец в каморке, вынесли на берег и пошвыряли в воду. Вернувшись с Юркой в дом, в сумерках неосвещенной комнаты я узнал нашего учителя физики Федора Ивановича. Он сидел на скамье у окна, зажав между коленями костыли. Минувшей осенью Федор Иванович с трудом приковылял домой: в бою под Черкассами ему оторвало осколком мины ступню.

Дядька Данила ходил по комнате из угла в угол. За окнами шумел ветер, тучи обволакивали небо чернильной синью. Полыхали далекие молнии.