Серебристый фургон

Месмеханум нарочно говорила "говорят",- ведь обо всем этом, кроме Мирзоппы, никто ничего ей не мог сказать. Вообще-то Месмеханум не верила словам Мирзоппы, но его рассказам о Дуду поверила: поверила и в красоту Дуду, и в его ум. Пьяный Мирзоппа частенько вспоминал Дуду и говорил о нем так искренне, что Месмеханум не сомневалась в великих достоинствах юноши, умершего так рано, Мирзоппа, как обычно, выдыхал густые пары спирта, садился на кровать, снимал носки и, вытирая грязь между пальцами ног, рассуждал:

- Если бы Дуду был жив, разве бы я теперь дошел до этого? Разве бы меня сняли с шоферов и поставили бы как женщину продавать в автобусе билеты? Из-за чего я пью? С горя! Он был цветок, единственный в этом мире, и аллах счел его лишним для нас!

И каждый раз, вспомнив Дуду, Мирзоппа плакал. Эти слова Мирзоппы не были пьяными слезами, Месмеханум это сразу почувствовала: когда Мирзоппа вспоминал о Дуду в глазах его появлялось настоящее страдание, и в такие минуты Месмеханум казалось, что Мирзоппа тоже человек и в груди у него тоже есть сердце. Месмеханум с горечью думала о том, что преждевременная смерть умных и красивых людей, таких как Дуду,- самое большое несчастье на свете. От этой мысли у нее самой глаза наполнялись слезами. Мирзоппа рассказывал, что в свое время они переехали в Загульбу из Баку из-за девушек. Девушки не давали покоя Дуду, писали ему письма, бегали за ним, и в один прекрасный день в квартале семнадцатилетняя красавица из-за любви к Дуду покончила с собой, а после их переселения в Загульбу еще одна бакинская красавица восемнадцати лет облила себе лицо кислотой - пусть никому, кроме Дуду, не достанется!

Мирзоппа говорил вдохновенно:

- Он был настоящий ученый. Не уснет, если за день не прочтет три толстые книги. Институты спорили между собой, в каком из них ему учиться. Если бы он был жив, то быть бы ему сейчас замминистра! Вот тогда все поняли бы, кто такой я - Мирзоппа!

Во все это поверила Месмеханум, как поверила она и тому, что, если бы Дуду был жив, может быть, Мирзоппа и в самом деле не был бы таким, каков он теперь.

- Ты знал Дуду, да? - жадно спросила Месмеханум.- Скажи, девушка, которая покончила с собой из-за него, была из вашего квартала?

Конечно, Мамедага знал, что такие дети, как Дуду, долго не живут на свете, но все же, услышав о его смерти, он расстроился, живо представив себе лицо Дуду и его ничего не выражающий взгляд. Мамедага давно понял, что Мирзоппа искренне любил Дуду, а теперь он, возможно, и сам верит в то, что сочиняет для Месмеханум.

-ї Бедный Дуду...- вот и все, что ответил ей Мамедага.

- Все умрем...- с удивительным равнодушием возразила Месмеханум.

Мамедага улыбнулся:

- Но твоя звезда говорила, что Месмеханум никогда не умрет?

- Если бы все зависело от звезды, я бы никогда не умерла,- уверенно ответила девушка и, подняв голову, снова взглянула на свою звезду.- И я никому бы не позволила умереть...

Мамедага подхватил:

-ї Знаю, что не позволила бы.

-ї Откуда ты знаешь?

- Знаю, и все.

-ї А вдруг - наоборот?

-ї Нет, я знаю, какая ты.

- У меня что, на лбу написано?

Мамедаге, откровенно говоря, казалось, что она вся как на ладони, но он не сказал ей этого.

- Ты боишься умереть? Я ужасно боюсь! Месмеханум говорила с такой искренностью,ї что он ответил ей совершенно серьезно:

- Если не будешь думать о смерти, проживешь до ста лет.

- Ну и что? А потом все равно умру...- Месмеханум рассмеялась.- Мне вспомнилась отличная история, рассказать тебе?

-ї Конечно!

Эту историю рассказала ей Бикебаджи,- тогда Месмеханум только что переехала домой из школы-интерната, и Бикебаджи оказалась соседкой, у которой муж погиб на войне, а две дочери уже были замужем, вследствие чего Бикебаджи жила одна в двухкомнатной квартире. Бикебаджи не любила Гюльдесте, но деликатно скрывала это от Месмеханум (Гюльдесте тоже не любила Бикебаджи и нередко говорила: "Эх, мои бы несчастья на ее голову! Как она фасонит, посмотрите. А чем она лучше меня? Подумаешь: дочери удачно вышли замуж! Еще неизвестно, что эти хорошие мужья делают тайком от её дочерей". Так говорила Гюльдесте, но в душе она хорошо понимала, что до Бикебаджи ей далеко). Когда Гюльдесте бывала в поездках, Бикебаджи иногда приходил к Месмеханум, иногда приглашала девушку к себе домой, и они вместе готовили дюшбере (Дюшбере пельмени по-азербайджански из свежей баранины), сидели за одним столом и ели, а Бикебаджи все рассказывала да рассказывала без умолку. Однажды зимним вечером, когда они сидели вдвоем и играли в лото, Бикебаджи рассказала вот такую историю:

-ї Жил-был столетний мужчина. Однажды этот мужчина нес из лесу домой вязанку дров. Ноша была такой тяжелой, что старик едва держался на ногах. Вязанка извела его, терла ему спину, и наконец старик, сбросив дрова на землю, решил позвать Азраила: все равно уже сто лет он прожил на этом свете, хватит, пусть Азраил придет и заберет его.

"Азраил! Азраил!"

И вдруг действительно перед стариком возник Азраил и спросил:

"Чего тебе, киши, что ты хочешь?"