Прежде чем обратиться к Энцилии с этим вопросом, его преосвященство деликатно дал своей гостье время не только проводить пристальным взглядом служительницу, но и внимательно ознакомиться с богатым выбором принесенных ею пирожных и тортов: приор, со всей очевидностью, досконально изучил кулинарные пристрастия леди д'Эрве. Столь тщательная подготовка еще раз укрепила волшебницу в мысли, что речь идет не о простом светском визите, но приглашение в храм преследует далеко идущие планы. И заставила её быть еще более осторожной и аккуратной в выборе выражений при ответе.
— Не постыжусь признаться, монсиньор: удивляет, — сказала она, слегка помедлив. — Это разительно отличается от того, что можно увидеть на жрицах вашего храма во время религиозных церемоний. Ну, по крайней мере тех немногих, на которых мне доводилось присутствовать.
— Что же, это дает мне прекрасную возможность перейти к тому разговору, ради которого я вас пригласил. Да вы угощайтесь, не стесняйтесь!
Жестом радушного хозяина Вантезе пододвинул блюдо со сладостями поближе к Энцилии.
— Чай, кофий, сбитень, вино?
— О да, благодарю — вина, если не вас не затруднит. Но вы, монсиньор, начали говорить о причинах вашего интереса к моей скромной персоне… Я преисполнена любопытства: неужели дело в нашей неожиданной встрече на вечеринке у Его Высочества? Полагаю, что вы не рассчитывали увидеть меня там в той же самой степени, как и я вас, но вряд ли это могло бы послужить поводом… Если же вы придаете какое-то значение тому вниманию, которое уделил мне тогда великий князь, то уверяю вас: его увлечения мимолетны и преходящи, и вряд ли он хоть в чем-нибудь станет прислушиваться к моему мнению.
— Зато, миледи, к вашему мнению склонен прислушаться я, причем по весьма широкому кругу вопросов. Но вернемся к сестре Тиорессе. Яркая личность, не правда ли? Одна из наиболее достойных жриц нашего храма. Являет собой прекрасный пример воплощенного равновесия — между мирским и сакральным, между верой и разумом… Да и между здоровой чувственностью, ведущей к зарождению новой жизни, с одной стороны — и готовностью как принять свою собственную смерть, так и даровать быструю смерть ближнему, со стороны другой.
Настоятель неторопливо подлил себе вина в серебряный, изукрашенный чернью кубок. Храмовое вино, которое Энцилия уже успела к этому времени распробовать, было столь же тёмно-красным, как ритуальные одеяния жриц Тинктара, и столь же сладким, как речи его преосвященства. И совершенно так же угадывались в этом вине подтекст и коварство. Именно поэтому Энси предпочла переключиться на кофий, тем более что пирожные "от щедрот Тинктара" служили к нему прекрасным дополнением.
— Но если уж мы заговорили о равновесии, — неторопливо продолжил Вантезе, — давайте прежде всего согласимся в том, что именно равновесию мы с вами, миледи, в равной степени и служим. В храме ли, в Обсерватории — в конечном счете не столь уж важно, особенно в годину, когда само это Великое Равновесие дает трещину или оказывается под угрозой. Что же касается Тиорессы и ее сестер по служению… Существует ведь и определенное равновесие между почитанием Армана и служением Тинктару. Если в храмах Старшего Бога…
При этих словах лицо монсиньора на мгновение исказила скептическая усмешка.
— Если в тех храмах все нараспашку, распахнуто всем и каждому, начиная от деталей храмовой церемонии и едва ли не до лона последней жрицы — то служение Тинктару зачастую следует тайными тропами, открытыми лишь для посвященных… И для избранных. Вы ведь и сами наверняка знаете, что Господь Арман традиционно почитается в образе Божественного Старшего Брата. И, как всякий старший брат, он наследует землю и приумножает добро. Отнюдь не случайно, что из прошедших служение Арману получаются рачительные хозяева пастбищ и садов, преуспевающие заводчики и прекрасные управляющие для господских поместий.
Энцилия воспользовалась небольшой паузой в речи Вантезе, чтобы сделать новый большой глоток кофия и положить себе еще одно маленькое пирожное. "О боги, ну почему же маленьких пирожных в конечном итоге всегда съедаешь больше, чем больших?!" Его преосвященство тем временем продолжил свое "размышление вслух", в немалой степени походившее теперь уже на проповедь.
— Господь же Тинктар, как Младший Божественный Брат, обречен на постоянный поиск неизвестного и неизведанного. Образно говоря, на то, что у нас, смертных, зовется "отхожим промыслом". На непрестанное взыскание нового — того нового, что разрушает старое и приходит ему на смену. Именно это и сближает сегодня меня, иерарха культа, с вами, миледи. С чародейкой, искушенной в магических искусствах и предельно далекой от служения богам, если даже не противопоставленной напрямую такому служению. Сближает с вами — и с вашими товарищами, согласно монаршей воле свершающими ныне свой путь в северных пределах Круга.
Энцилия приложила все усилия, чтобы сохранить безучастное выражение лица, но скрыть свое изумление осведомленностью монсиньора о путешествии Юрая и Зборовского ей, судя по всему, так и не удалось.