– Ну что же, дорогая, носите на здоровье, – великодушно обронила она, отводя от кулона руку.
После этого мелкого "обмена любезностями" напряжение за чайным столом спало, и разговор приобрел спокойный характер женской болтовни: о последних модах из Эскуадора, о таинственном исчезновении из Эгедвереша опального лорда Сальве, о перспективах приглашения нового дирижера в дворцовый оркестр… Ехидная маркиза, тем не менее, попыталась "подбавить перчику" в беседу, старательно выспрашивая подробности о достопамятном "камерном вечере" у Ренне.
– Ну расскажите же мне ваши впечатления, дорогая! Я была настолько увлечена игрой на инструменте, что совершенно ничего не разглядела. А правда ли, что вам удалось посетить даже личный сад Его Высочества? Говорят, там растут совершенно необыкновенные деревья…
Если Хелена, недвусмысленно намекая на романтическую интрижку Энцилии с супругом княгини, рассчитывала вызвать у той раздражение и тем самым сделать леди д'Эрве маленькую пакость, она явно просчиталась. Ревновать придворную волшебницу Тациана не собиралась и не считала нужным… По крайней мере, ревновать к собственному мужу. И невозмутимо, без каких‑либо видимых эмоций слушала сдержанный рассказ Энцилии о "Переполохе в курятнике" – именно так, как выяснилось, называлась последняя оргия Ренне в павильоне Аффры.
Тогда маркиза Орсини попробовала зайти с другой стороны.
– Сделайте милость, д'Эрве, откройте тайну: как вам удалось привлечь внимание его преосвященства? Ведь монсиньор Вантезе, подобно любому священнослужителю, магов недолюбливает. Да и вообще предпочитает юных послушников, между нами девочками говоря. Но вы его просто очаровали – он весь вечер не отрывал от вас взгляда! Разумеется, до тех пор, пока вы не удалились с Его Высочеством, разумеется…
"Ах ты язва! – мысленно вспылила Энси. – Говоришь, ничего, кроме своей голой арфы, не замечала?! Сама, что ли, с Ренне переспать не удосужилась? Или он на тебя даже и внимания не обратил, оттого‑то ты кипятком и писаешь?" Странным образом, именно этот приступ ярости помог Энцилии сохранить самообладание и ответить Хелене спокойно и равнодушно.
– Право же, не знаю, маркиза. Интерес монсиньора к моей скромной персоне интригует и меня саму. Может быть, и в самом деле следует навестить его в храме?
– Да‑да, Энцилия, обязательно навестите! – Это уже вмешалась Тациана. – Если уж он захотел с вами встретиться, для этого должна быть достаточно серьезная причина. Я не знаю более достойного уважения жреца у нас в Энграме, чем его преосвященство. Мы с ним дружны еще со времени моей коронации.
Тут княгиня сделала маленькую, едва заметную паузу.
– Но кстати, если уже речь зашла о дружбе… Что там слышно о ваших друзьях‑путешественниках, Зборовском и его преподобии? Есть ли какие‑нибудь известия от них?
"Так вот зачем меня сюда пригласили! Как же я могла забыть, что мы с Великой не на одном, а на двух мужиках пересеклись‑то!"
– Ну, мадам… Насколько мне известно, Юрай и барон Зборовский в данный момент находятся в окрестностях Алатырь‑города. Гостят у его сиятельства Всесвята, верховного мага Белозерья. – Энцилия лукаво улыбнулась. – Может быть, тоже чаи распивают.
…
– Подлить вам еще чаю, достопочтенный? – заботливо спросила Танька, хозяйничавшая за столом.
– Да нет, благодарствую, пока не стоит, – Юрай старательно утер со лба испарину. – Разве что чуть погодя…
Эта чашка чая приходилось уже восьмой по счёту, но останавливаться было нельзя ни в коем случае: пока длится чаепитие, продолжается и разговор с Всесвятом, а каждое слово архимага было сейчас для Юрая на вес золота, если не дороже.
– Так все же, Светлейший, смогу я еще когда‑нибудь колдовать, или магия для меня теперь навсегда недоступна?
– Ну как бы вам объяснить это попроще, друг мой?
Всесвят тяжело вздохнул. Выражением лица он напоминал сейчас усталого и разочарованного учителя, в десятый раз объясняющего отроку‑недоумку, сколько будет дважды два. По сути, так оно и было. Конечно, тупым Юрая, не назовешь, но он все еще пребывал в некотором ошалении после долгих дней беспамятства и повторного лишения магического кольца. "Слабовато котелок варит", – сказали бы у них в Медвежьем Углу.
– Итак, если уподобить магию обычной речи, – продолжал Всесвят, – то решение Конклава и приговор Императора в свое время словно бы заклеили вам рот. Намертво заклеили, и всё. Сейчас же, наоборот: ваш рот свободен, да и голоса вы не лишены – но говорить не умеете. Да и языка никакого не знаете, – ни высокого наречия, ни своего нижне‑вестенландского диалекта, или энгрского, уж не знаю, который вам ближе. Не знаете ни единого слова, а что знали – напрочь забыли.
– А вспомнить? Или заново научиться этой речи?
В голосе Юрая надежда и опасение смешались в равной пропорции. Но верховный маг лишь скептически покачал головой.