Серебро Господа моего

Когда в лихие года пахнет
Народной бедой,
Тогда в полуночный час,
Тихий, неброский,
Из леса выходит старик,
А глядишь – он совсем не старик,
А напротив, совсем молодой
Красавец Дубровский.

Проснись, моя Кострома,

Не спи, Саратов и Тверь,
Не век же нам мыкать беду
И плакать о хлебе,
Дубровский берет ероплан,
Дубровский взлетает наверх,
И летает над грешной землей,
И пишет на небе:

«Не плачь, Маша, я здесь;

Не плачь – солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас,
И ждет нас, и ждет нас…»

Он бросил свой щит и свой меч,

Швырнул в канаву наган,
Он понял, что некому мстить,
И радостно дышит,
В тяжелый для Родины час
Над нами летит его ероплан,
Красивый, как иконостас,
И пишет, и пишет:

«Не плачь, Маша, я здесь;

Не плачь – солнце взойдет;
Не прячь от Бога глаза,
А то как он найдет нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас,
И ждет нас, и ждет нас…»

1992

«Снежный Лев»

Максим-лесник

Я хотел стакан вина – меня поят молоком,
Ох я вырасту быком, пойду волком выти.
Сведи меня скорей с Максимом-Лесником,
Может, он подскажет, как в чисто поле выйти.

То ли вынули чеку, то ль порвалась связь времен,

Подружились господа да с господней сранью.
На святой горе Монмартр есть магический Семен,
Он меняет нам тузы на шестерки с дрянью.

Раньше сверху ехал Бог, снизу прыгал мелкий бес,

А теперь мы все равны, все мы анонимы.
Через дырку в небесах въехал белый «Мерседес»,
Всем раздал по три рубля и проехал мимо.

Чаши с ядом и с вином застыли на весу.

Ох, Фемида, где ж твой меч, где ты была раньше?
Вдохновение мое ходит голое в лесу,
То посмотрит на меня, а то куда дальше.

Я опять хочу вина, меня поят молоком,

Ох я вырасту быком, пойду волком выти,
Сведи меня скорей с Максимом-Лесником
Может, он подскажет, как в чисто поле выйти.

1994

«Снежный Лев»

Если бы не ты