Серебро и свинец, иной вариант

Бубенчиков задумчиво посмотрел вслед вышедшему спецназовцу. Не то чтобы его до конца устраивал этот нарочито флегматичный парень с холодными серыми глазами прирожденного убийцы. Генерал-майор читал его личное дело, но так и не уяснил, какого лешего затесался сюда этот сынок не самых крупных, но все же достаточно высоких московских шишек. Притом что в группировку специально старались подбирать людей с минимумом родных, желательно вообще без таковых…

К сожалению, второй из оказавшихся в распоряжении генерал-майора свежеиспеченных толмачей был слишком уж… простоват. Парень от сохи мог пригодиться на агитационном выезде Бубенчикова, но для ведения запланированных тайных переговоров он был явно не приспособлен. И уж тем более не годился для этого Шойфет со своей неуместной инициативой.

При воспоминании о неугомонном Леве Бубенчиков поежился. Нет уж, лучше Окан. Даже если он и делает из всего происходящего какие-то свои выводы — пусть делает. Далеко он их не унесет.

Сам же замполит обучаться местному языку отказывался категорически, равно как и отсоветовал — самым скорбным тоном, на какой только был способен, — всему остальному руководящему составу группировки. Только гэбист настораживал замполита. Кто знает, а не взял ли колдун, вложивший в головы двоим разведчикам знание местного наречия, чего-нибудь ВЗАМЕН?

— Готово, товарищ генерал-майор.

Перед собой Окан держал поднос, на котором были живописно расставлены две уже вскрытые банки вареной сгущенки, тарелка с ломтями белого хлеба, намазанными ею же, тарелка с грудой разнообразных конфет — шоколадных, карамелек, леденцов и прочих — без обертки, и три стакана с чем-то подозрительно оранжевым.

— Почему так долго! — нарочито возмущенно воскликнул генерал-майор и, не меняя тона, добавил: — Что в стаканах?

— Конфеты разворачивали, — ответил Алекс, ставя поднос на стол. — А в стаканах лимонад.

Голос его был обманчиво почтителен, но Бубенчиков готов был поклясться, что Окан воспринимает происходящее не то как игру в фанты, не то как соревнование по лицедейству. Несерьезно, в общем, воспринимает. Да и к нему, бывалому замполиту относится несерьезно.

— Тогда переведите ему, — приказал генерал-майор, — что мы приветствуем его от имени всего Советского Союза и сожалеем, что наша встреча началась с некоторого непонимания.

***

Коун Дейнерик ит-Кеулай так увлекся поглощением сладко пахнущей тягучей коричневой массы, которую глупые демоны зачем-то намазывали на невкусный хлеб, хотя ее и так можно есть, что едва не пропустил мимо ушей вкрадчивые слова толмача:

— Верно, ваши люди ушли в леса, спасаясь от несправедливых порядков, установленных в вашей прекрасной стране чародеями и владетелями?

— Точно! — подтвердил Дейнерик, облизывая ложку. — Разве от них дождешься справедливости?

— И, конечно, вам не по нраву порядки, при которых человек остается тем, кем родился, не в силах занять подобающее его способностям место?

— Вот-вот! — Дейнерик обрадованно кивнул сначала толмачу, а потом, спохватившись, его хозяину.

Главарь разбойников понимал, что говорит на своем нелепом наречии главный демон, а толмач только переводит. Но толмачу хотелось уважительно кивать. У него были холодные, умные глаза убийцы и тонкие руки чародея или письменника. А вот хозяину его кивать не хотелось. Хозяин был немного похож на самого коуна Дейнерика, только весь какой-то рубленый, угловатый и рожа глупая. На месте толмача Дейнерик бы в два счета избавился от такого хозяина и занял его место сам.

Но кто бы из них ни говорил умные слова, а только коун Дейнерик всегда полагал нечто в этом роде, только не смог бы высказать так гладко и красиво.

— И верно, почтенные коуне, — заявил он, — что там за порядки! Как нет таланта, так ты уже и не человек! Всякий анойя и то на тебя сверху вниз плюет! Обдирают простого человека, как осинку!

— В нашей стране, — лился медовый голос толмача, — тоже было так. Но мы сбросили с себя ярмо хозяев, и теперь в нашем краю все люди равны, и никто не может обидеть простого человека только потому, что стоит выше него.

Дейнерик покивал.

Был коун Дейнерик большой дурак. Если бы не природная глупость, едва ли единственный сын и наследник гильдейского купца Кеулая растерял бы все свое достояние чуть не до последнего медяка и подался бы с горя, обидевшись на весь свет и родные края в особенности, на Беззаконную гряду, рассчитывая найти там применение собственным талантам. Как и все дураки, о скудоумии своем бывший купец не догадывался, принимая за большой ум злую хитрость, а во всех свалившихся на него бедах винил устоявшиеся порядки, а в первый счет проклятых анойя, потому что настоящих чародеев винить было совестно — те хоть что-то делают полезное, а всякая там бесталань…