Середина. Том 2

Яробор Живко стремительно вскинул вверх руки и обняв Бога за грудь еще плотнее вжался в него так, точно жаждал… желал… мечтал в нем раствориться.

— Так нельзя, — вкрадчиво сказал Перший, и, склонив голову, нежно притронулся устами к макушке мальчика, легким дуновением слов всколыхав там густоту вьющихся волос. — Нельзя, чтобы мучили, изводили. Нужно быть покладистей.

Ярушка порывисто закачал головой, наново проявляя строптивость, не желая не то, чтобы заниматься, не желая даже слушать поучения старшего Димурга. Понеже четко осознавал, стоит ему научиться правильно принимать видения, как его незамедлительно отправят на Землю к людям… К людям к которым он чувствовал тепло, одначе жаждал находится подле тех кто был естеством своим близок к его основе Крушецу.

— Я в тех жизнях жил подле вас, — обидчиво отозвался Яробор Живко, уже не впервой сказывая эту фразу и защищаясь ею словно щитом от Земли.

— Нет… всегда жил на Земле. Я же говорил тебе. Да, бывал с нами, общался, — терпеливо пояснил Перший и наново поцеловал мальчика в волосики. Бог бережно ухватил перстами подбородок, слегка приподнял его голову и воззрившись в зеленые, будто прикрытые сверху карими вкраплениями глаза добавил, — общался, говорил… Но будучи человеком всегда жил на Земле. И днесь должен жить, потому мы от тебя и хоронились, оно как страшились, что ты начнешь упрямиться и своевольничать… Так как поступаешь теперь, и не пожелаешь выполнять положенного тебе. Ты меня весьма огорчаешь своим поведением, своими словами. Ты должен понять, мой Ярушка, коли ты не вернешься на Землю, не продолжишь человеческую жизнь, тогда не сумеешь приобрести, положенного божеству состояния… Тебя нужны человеческие чувства, страсти, такие как радость, веселье, любовь, боль, обиды, горечи. Тебе нужна человеческая чувственность и люди, с каковыми тебя роднит плоть.

Перший говорил эти слова уже много раз, и Яробор Живко все понимал, принимал, но не представлял себе, как теперь познав суть Богов, сможет вернуться к людям. Как должен днесь вести себя с ними, о чем говорить, а о чем молчать… и вообще как поступать. Кали-Даруга призванная ему в том помочь, мягко убеждала, что мальчик должен вести себя с людьми как прежде, не чем не высказывая своей уникальности, не объясняя где был и чему стал очевидцем. Ибо влекосилы и кыызы, успокоенные марухами, думают, что он направился в расположенную на одной из горных гряд пещеру для общения с Богами и вмале вернется… Он вернется, абы передать повеление Зиждителей, вести своих людей в Дравидию, в земли с мягким и теплым климатом, каковой благостно скажется на состоянии юноши.

— А как же знания Китовраса заключенные в пирамидальных храмах? — вопросил Яробор Живко лишь только услыхал, пояснения демоницы. — Ведь влекосилы считают меня золотым человеком и идут в Дравидию по этой причине.

— Те пирамидальные храмовые комплексы, — приятно-певуче протянула Кали-Даруга. — И впрямь хранят знания, но не для нынешних людей… В них вам господин и подавно входить не нужно. А людям вашим следует ступать южнее. Там, куда вас направят марухи, живут люди с примитивным уровнем жизни. И вы, придя к ним, принесете свои знания, веру и научите их почитать Господа Першего, построите им грады. И, сами будете жить, как и положено вашему сану. Вы станете княжем, повелителем, раджой… Нет! Лучше рао. Да, вы будете рао влекосил и кыызов.

— Мой драгоценный Ярушка, — дополнил свою речь Перший и теперь ласково облобызал лоб мальчика и его очи. — Будь покладистым, прошу тебя, порадуй меня… Пообещай мне постараться и позаниматься с Кали-Даругой.

Юноша туго вздохнул и резко сомкнул свои очи, або был не в силах смотреть на столь близко нависающее над ним лицо Бога. Он не мог не уступить и одновременно всеми фибрами своего естества не желал давать обещания… Обещание, которое нужно было, потом исполнить. Тугая слезинка выскочила из уголка правого глаза мальчика, она, кажется, с трудом пробилась через тончайшую щелочку, оставленную неплотно сомкнутыми веками, и, соскользнув по щеке, улетела куда-то вниз… в материю его сакхи.

— Господь Перший, — подала голос Кали-Даруга, несомненно, ощущая тяжесть, охватившую не только юношу, но и лучицу. — Не стоит давить на господина. Нужно время. Время есть. Родитель сказал, чтобы мы не тяготили мальчика, это вредно для него… для него и лучицы. Дадим ему отдышаться.

И вновь рани Черных Каликамов толкуя с Богом, почитай не шевелила губами, разговаривая на доступном только им языку, который не улавливало человеческое ухо, а возможно и сам мозг, впрочем, порой тот говор звучал, как резкие щелчки, треск, скрип и стонущие звуки, воспроизводимые единым мотивом. Старший Димург приник губами к очам юноши, точно похищая смурь, и нежно подхватив его тельце, поднял на руки, прижал к груди, принявшись ласково поглаживать по голове и спине.