Серенада для Грейс

Я вижу, что нахожусь не в кабинете Стоуна. Место, где я лежу, довольно узкое и пахнет эмалью. Везде всякие медные штуки. Вместо окна иллюминатор. Ба! Иллюминатор!

Тогда согласен, пол имеет все права двигаться, поскольку мы на воде… Значит, это был не сон и не бред.

Я на четвереньках подползаю к иллюминатору. Схватившись рукой за выступ в стене, мне удается подтянуться и посмотреть через стекло.

О черт! Ко мне! На помощь! Одна вода, одна вода!

Мы в открытом море. И море неспокойно. Рядом с иллюминатором прокатываются серые волны с гребешками пены… Да, мужики, тут моя поэтическая душа натыкается на грубую прозу! Вот уж вовремя!

В открытом море, я, Сан-Антонио, который чувствует себя потерянным даже рядом со стаканом воды из крана… Вода — да я даже нюхать ее не могу! Тем более когда речь идет о соленой воде…

Звук мотора у меня в ушах затихает, и на его место приходит глухой шум океана. В глазах вспыхивают и гаснут маленькие искорки. Страшно мутит…

Шатаясь, я подхожу к туалетному столику. Слава богу, в одном из флаконов есть одеколон. Я лью содержимое себе на голову. Это должно окончательно привести меня в чувство!

И в самом деле, становится лучше. Интересно люди устроены: им всего-то нужно нанести смертельный удар по башке, чтобы они почувствовали вкус жизни…

Скоты, если бы они мне еще оставили хоть глоток виски!

Я бреду к кушетке и ложусь. Самое главное сейчас — прийти в форму…

У меня, похоже, на голове рана, поскольку из-за одеколона жжет, будто туда плеснули кислоты. От сильного запаха меня опять начинает выворачивать. Ой, больше не могу…

Со стоном я поворачиваюсь на бок, и из меня, как из тоннеля, выносится пульмановский вагон!

* * *

Проходит час, по крайней мере мне так кажется. Но вы можете начхать на то, что мне кажется, особенно в моем состоянии. Если вы возьмете шлем водолаза и наполните его кашей, то получите как раз то, что прикреплено у меня к туловищу сверху вместо головы.

Интересно, какой дурью накачал меня Стоун? Я точно был на пути в царство теней (красиво звучит, правда? Это не я придумал — ацтеки!)… А вы говорите — попутешествовал!

Так, ну ладно, пока мне все лучше и лучше. Остается только страшная боль у основания черепа и глотка из неструганого дерева, будто я перебрал, да что там перебрал, выхлебал целую цистерну водки!

Но это была не водка, и сам я ничего не глотал!

Мой врожденный интеллект постепенно набирает обороты. Все, что я знаю: я жив и нахожусь на судне (морском — для тех, кто ищет у меня только сплошную игру слов). И я не перестаю удивляться…

Инстинкт подсказывает, что неподвижность мне на пользу… Я расслабляюсь и стараюсь забыться, по крайней мере отогнать дурные мысли… Клянусь, чтобы противостоять удару локомотива, не обязательно иметь сахарную голову! Я остаюсь некоторое время в полузабытьи, как вдруг слышу шум. Приподнимаю веки, тяжелые, как ставни, и то, что я вижу, выводит меня из летаргии.

Передо мной Стоун, а рядом с ним высокий блондин. Но если бы вы могли его видеть, у вас бы точно крыша съехала. Чума! Абсолютно черного цвета расплющенный нос заботливо подпирает закрытый и распухший правый глаз, вокруг головы повязка. Цвет рожи колеблется между канареечно-желтым и бутылочно-зеленым.

— Вы меня слышите? — спрашивает Стоун.

— Да, но это не Карузо, — уверяю я, — хоть и не хочется вас обижать.

— Все еще выдрючивается, — кривится блондин.

— Ба! — говорю я. — Ходячая галерея ужасов.

— О, господин Стоун, — взрывается он, — дайте я его продырявлю, этого вонючего козла!

У него неповторимые назальные звуки. Такое можно сказать только о людях, которые говорят, не имея возможности использовать свой нос…

— Тихо! — командует Стоун.

— Тоже хорошее слово, — соглашаюсь я, — будто участвуешь в съемках суперголливудского кино…

Я с удовольствием слушаю самого себя. Эта словесная перепалка, может быть, еще ненадолго сохранит мне жизнь.

Такая болтовня в подобной ситуации для меня как допинг. Я такой, и вам вряд ли удастся меня переделать. Навесить лапшу на уши — это же удовольствие! Это, как сказал кто-то великий, мой кальций!

— Неутомимый парень! — гнусавит блондин с тенью восхищения.

— Видишь ли, малыш, — объясняю я, — мы французы, не то что некоторые. Мы люди стойкие! Возьмем твой случай, например. По логике вещей, тебя уже должны были разложить по двум помойным бачкам, но ты здесь… Конечно, согласен, на тебя без слез не взглянешь… Если бы тебя увидела беременная женщина, то родила бы мартышку, это ясно. Но ты жив, и это главное…

Он подходит и наносит мне короткий удар прямо в центр луковицы. Обиделся парень. Но и силища у него, я вам доложу! У меня летят искры из глаз, и я чувствую вкус крови во рту. Этот ишак разбил мне губу. Меня охватывает ярость. Я вспоминаю малышку Грейс, которую этот подонок в замшевом жилете отравил так же, как травят крыс. Мало того, он хотел отравить и меня… И этот гад еще жив! С каким удовольствием я разобрался бы с этой сволочью, с этим сукиным сыном! Я сажусь.

— Ничего, ты мне за все ответишь! — обещаю я, вытирая ладонью кровь, вытекающую из губы.