Серенада для невесты

— Увы, у меня нет достойных покоев для дамы, — сокрушался хозяин, когда показывал Воксхоллу комнаты, где мог бы разместить постояльцев. — Боюсь, такие знатные люди, как вы, побрезгуют моим жилищем…

Ричард хмурился. Комнатки маленькие, вонючие, даже страшно подумать, что Ингебьерг придется провести ночь в таком доме. Да и кто поручится за ее безопасность? Постоялый двор находится на отшибе… Кто знает, может, это разбойничий притон? Конечно, напасть на хорошо вооруженный отряд отборных воинов никто не посмеет, но уж слишком жадные взгляды кидал хозяин на Ингебьерг и ее богатый наряд.

— Людям нужен отдых, — негромко проговорил Олаф, словно угадав мысли Ричарда. — Ночевать в лесу не хочется никому. Здесь есть хотя бы крыша над головой.

И Ричарду пришлось согласиться.

Ингебьерг и Кристин разместили в самой просторной комнате. Кормилица со стоном облегчения опустилась на кровать.

— До чего же я устала трястись по дорогам!

Ингебьерг молчала — онато никакой усталости не ощущала.

— Тебе тоже надо как следует отдохнуть, — продолжила Кристин. — Твои занятия языком отнимают слишком много сил…

Девушке показалось, что кормилица на чтото намекает.

— Я прекрасно себя чувствую, — с вызовом проговорила она. — Жаль спать, когда вокруг так много интересного!

На губах Кристин появилась слабая улыбка. Ее девочка выросла и как дикий зверь готова сражаться за то, что уже считает своим. Но догадывается ли она, сколько боли принесет ей это?

— Как знаешь, — покачала головой мудрая Кристин. Сдерживать сейчас Ингебьерг — бесполезно. Она как бурный Логан, вышедший из берегов по весне. Берегись тот, кто станет на пути!

Поужинали женщины в своей комнате. Кристин сразу хотела лечь спать, а Ингебьерг было неразумно спускаться одной в общую залу к мужчинам. Но когда кормилица удобно устроилась и принялась похрапывать, девушка накинула поверх расшитой шелком рубашки темный широкий плащ и выскользнула из комнаты.

Ингебьерг миновала узкий мрачный коридор, где того и гляди споткнешься обо чтонибудь, и свернула направо. Несколько шагов по деревянной скрипучей лестнице, и она оказалась в общей зале, где мужчины допивали хмельной эль и доедали мясо. Девушка дошла до конца лестницы и, обойдя ее слева, прижалась к стене. Высокие перила и темнота надежно укрывали ее от нескромных глаз, а она сама могла спокойно разглядывать общую залу.

Это была довольно большая комната с большим камином, в котором весело потрескивал огонь. Посередине стояли деревянные столы, на которых была разложена всякая снедь. За исключением небольшого пятачка вокруг камина, вся зала была погружена во мрак, что было на руку Ингебьерг. Ей очень не хотелось, чтобы ктонибудь заметил ее.

Здесь собрался почти весь их отряд и несколько незнакомых Ингебьерг людей, остановившихся на постоялом дворе на ночь. У самого камина, выложенного из грубого камня, сидел Олаф. Его седые волосы отливали красным в отблесках огня. Рядом с ним Гюльнуф, его племянник, тонкий болезненный юноша, обладавший ослиным упрямством. А вот и Ричард…

Сердце Ингебьерг забилось как пойманная птичка, когда она узнала молодого англичанина. Он сидел к ней вполоборота, и со своего места девушка могла сколько угодно любоваться его красивым профилем. Ричард медленно отрезал небольшие кусочки мяса и отправлял их в рот. Ингебьерг не могла не обратить внимания, что его манеры выгодно отличались от поведения его воинов, которые жадно хватали еду, громко чавкали и вытирали руки о полы одежды.

Вдруг ктото сказал:

— Спой нам, Ричард!

Воксхолл стал отнекиваться, но остальные поддержали эту просьбу. Слуга принес гитару. Ричард взял инструмент, провел рукой по струнам. Сердце Ингебьерг замерло в сладостном ожидании.

— Спой нам о походе против горцев, — попросил его один из воинов.

— Нет, лучше о буре, — возразил другой.

— А я хочу послушать о зеленых лугах родного Кента, — вмешался третий.

Каждый жаждал услышать свою любимую песню.

— Я спою вам новую, — произнес Ричард спокойно. — Я сочинил ее недавно…

Ингебьерг увидела, как на морщинистом лице Олафа отразилось презрение. Воин — и сочиняет песни? Оставьте эту забаву бродячим менестрелям, которые веселят народ. Но дома у Ингебьерг искусство пения ценилось очень высоко и не считалось зазорным для мужчины. Девушка вдруг вспомнила тягучие баллады, которые частенько пел Эрленд, сын Бьергюльфа. Его охотно слушали, и многие женщины благосклонно смотрели на него. Но он видел одну лишь Ингебьерг, хотя тогда она не понимала значения его взглядов…

Зато теперь ей было ясно — Эрленд, сын Бьергюльфа любил ее точно также, как она любит Ричарда Воксхолла.

Девушка еле слышно вздохнула. Но печали не было в ее сердце. Разве не читала она восхищение в глазах Ричарда? Разве не видела, что он все время ищет ее глазами?