Серенада на трубе

— Эржи! — крикнула я. — Эржи, это я, открой. Она причесывалась. Распустила волосы и чесала их костяным гребешком, потом смазывала керосином, капала несколько капель на тряпку и проводила ею по прядям волос. Она была в исподнем — белая рубашка, обшитая по краям кружевами, короткая выше колен. Я прислонилась к двери и смотрела на нее.

— Причесывайся, причесывайся, — сказала я, — мне нравится на тебя смотреть.

Она подняла руки и быстро–быстро протерла корни волос. Над чулком открылась полоска белой кожи, выпуклая у резинок. Ноги стояли вместе, чуть скрещиваясь ниже колен в форме X. Сколько ей лет, определить было невозможно.

— Эржи, — сказала я, — я иду во двор, если меня позовут, крикни.

— Крикну, крикну, — сказала Эржи и перебросила все волосы на лицо.

Потом, чуть наклонясь вперед, стала натирать керосином затылок.

Во дворе было тенисто. И холодно. Каменные стены росли ввысь, небо поднималось голубым парашютом. Первая звезда вспыхивала всегда слишком поздно, когда кругом стояла уже ночь. Я смотрела вверх, каменное кольцо непомерно разрослось, я стояла в колодце, из которого свет вылетел, как воздушный шар.

— Эй! Э-эй!

К. М.Д. меня искала. Я не ответила, и она принялась плутать в темноте. Вначале кружила посреди двора, потом направилась вдоль каменной стены.

— Где ты?

— Где ты, черт возьми, — напомнила я ей. — Ты забыла главное.

— Ага, — сказала она, — вот ты где! — И она подошла ближе и уселась на камни, окружавшие грушевые деревья.

Уселась и вытянула свои короткие ноги — я могла бы дать ей взаймы еще на одну такую пару.

— Потрясающе! — сказала она. — Я жутко сижу. Тебе в зад камни не впиваются?

— Нет.

— И как ты это делаешь?

— Я ничего не делаю.

— Ты никогда ничего не делаешь.

— Конечно, что мне делать?

— Не понимаю, — сказала она.

— И не нужно. Что тебе понимать? Никакого нет смысла.

— Что?

— Ничего.

— Что–что? — И голова ее слегка склонилась к правому плечу.

— Поспи, — сказала я, — поспи немножко. Ты сказала достаточно слов.

— Не понимаю, — произнесла она и тут же задремала.

Она ровно дышала, полуоткрыв рот.

Я опустила голову на колени. Сразу чувствуется, что ты качаешься на качелях. От обжигающего ветра кожа резко пахнет, если опустишь голову на колени, снизу горячо, как будто заснула на солнце в горах и загорелась сухая трава.

— Мы опять разговаривали, — объявила К. М.Д., она проснулась и искала, куда сесть.

Она суетилась около меня.

— Да?

— Да. Он свистел у меня под окном.

— А я где была?

— Не знаю, это неважно. Он свистел мне.

— Ах так, — извинилась я. — Прости меня, я и не знала. Прости, пожалуйста.

— Не перебивай, — сказала она. — Что ты думаешь?

— О чем?

— Ну, как о чем? Об этом деле.

— Думаю, что это хорошее дело, — сказала я. — Но не уверена. Не могу поклясться.

— Так ведь он меня любит.

— Ну, тогда…

— Он посылает мне цветы и все такое… Сегодня мы целый час проговорили через окно.

— Целый час?

— Да.

— Потрясающе.

— Он сказал, что любит меня.

— Что?

— Что любит меня.

— Не может быть, — удивилась я. — Это просто неслыханно. Прямо так и сказал?

— Ага! — произнесла она и вдруг запела, по временам причмокивая губами, и стала толстенькими руками что–то выделывать перед носом.

— Я бы сказала сейчас, что ты факир, да? — предположила я, но она продолжала мурлыкать очень уверенно и очень протяжно. «Первый подснежник, первая любо–о–овь, первое свидание, первый поцелуй!»

— И когда он возьмет тебя? — спросила я.

— То есть как? — удивилась она.

— Когда он возьмет тебя в жены, ведь это конечная цель, да?

— А-а, — протянула она, — ну, ясно, возьмет, он мне уже сказал.

— Сказал? — удивилась я.

— Да, сказал: «Ты будешь моею навек».

— С ума сойти! И что ты ему ответила?

— Послушайте, надо ведь кончить школу и завоевать себе положение. Что вы можете мне предложить, давайте посмотрим.

— Ах, так, — поняла я, — тетя Алис тоже была у окна.

— Какая тетя Алис? Ты что, с ума сошла? Что ей там делать?

— Так ведь про это «положение» она с утра до вечера твердит.

— Бред какой–то, ну и что ж, что твердит? Какое это имеет значение?

— Так ведь ты говоришь, что сказала это?

— Что сказала?

— У окна, про положение, и что может предложить?

— Не понимаю, — произнесла К. М. Д.

Я хотела посмотреть, что она еще придумает, а потому вывела ее из тупика.

— А он что ответил? — поинтересовалась я.

— Он? — спросила она. — Он, конечно, ответил: «Я буду ждать тебя до конца жизни».

— Ей–богу? Знаешь, это неслыханно. Прямо так и сказал?

— Да, и что он меня хочет.

— То есть как? — удивилась я. — То есть как хочет?

— Ну, вот так, как я говорила.

— Как? Пожалуйста, скажи мне, — попросила я, — что это такое значит.

— Что, что, — проворчала она, — очень просто, не притворяйся дурой, все это знают.

— Даю тебе честное слово — я понятия не имею. Прошу тебя, скажи, прошу тебя.

Она приблизила ко мне голову, и, думаю, от натуги у нее сморщился нос. Я была много выше, пришлось съежиться, пригнуться книзу, чтобы она могла достать ртом до моего уха.

— Шухер, — выпалила я, — у тебя нос как сосулька. Что с тобой?

— Слушай внимательно, — произнесла она и зашептала что–то быстро–быстро и засмеялась с какой–то поразительной жадностью.