Серенький Волчок

Интересно, подумал Денис, что Танька на самом деле занималась у Волкова ночью? Спросить, что ли, Абросимова, во сколько она приезжала: он же наверняка видел в окно. Нет, не буду. Всегда как-то нехорошо становится, когда разговор заходит об этом, о ночном дозоре, красных глазах с утра, внутреннем огне, безнадежности, любви. Да и зачем мне знать, когда она приезжала?

Маша встала и пошла к прилавку - видимо, выбрать себе еще сладкого, а может, просто хотела немного побыть одна.

– Бедная девочка, - сказала Таня, - как она это переживет.

– Она сильная, - сказал Иван.

– Ты-то сам как? - спросил Абросимов.

Иван пожал плечами, и Денис ответил за него:

– Мы все держимся.

– Да, изо всех сил, - сказала Таня, а потом поцеловала Абросимова в щеку и прибавила: - Закажи мне еще "бейлиса", я сейчас вернусь.

Она пошла в туалет, не заметив, что минутой раньше там уже скрылась Маша.

– Она тебе говорила, что была у него вчера? - все-таки спросил Денис.

– Да что мне говорить, - сказал Абросимов, - я сам видел. Подъехала в одиннадцать на своей машине, запарковалась у самого подъезда.

– А когда ушла? - спросил Иван.

– Не знаю, - пожал плечами Абросимов, - я не смотрел, я спать пошел. Что я, всю ночь должен у окна стоять?

Больше всего хочется последовать примеру девушек, подумал Денис, встать и уйти, все-таки это совершенно невыносимо. И к тому же здесь нельзя курить.

9

Первое, что увидела Маша, когда проснулась, были четыре единички, частоколом мигавшие на крохотном дисплее походного будильника. За три года жизни с Мариком совсем отучилась вставать сама, Марик всегда будил по утрам, когда нужно было, заводил себе огромный, еще из совка привезенный металлический будильник, который должен был бы мертвого поднять, и в Машиных сновидениях звонок превращался то в сирену пожарной машины, то в какой-то небесный звон, - и тут Марик вскакивал, мчался, натыкаясь на предметы, через всю комнату, бил ладонью по сверкающей полукруглой шляпке и некоторое время стоял, озираясь: где я? Специально ставил подальше от кровати, потому что знал, что если рядом - хлопнет не просыпаясь и даже не вспомнит через два часа, когда проснется. И, странное дело, она всегда просыпалась не от этого звона, а от наступившей тишины, открывала глаза и видела растерянного Марика посреди комнаты, вылезала из-под одеяла и шла на кухню готовить завтрак.

Марик говорил, что он чудовищно ленив и поэтому старается устроиться на работу, где фактически требуется только присутствие на рабочем месте, при минимальных - по его меркам! - интеллектуальных усилиях. Да, необходимость идти на работу к девяти часам - единственное, что может поднять утром. В противном случае Марик будет спать сначала до полудня, потом до двух, потом до шести и так - пока день с ночью не поменяются местами. Когда они ездили с Машей отдыхать - в Эйлат, на Синай или в Европу - так оно всегда и происходило: к концу первой недели они выползали на пляж к закату, не успевали куда собирались, и в конце концов возвращались в Хайфу не выспавшиеся, потому что гуляли всю последнюю ночь, а утром паковали вещи.

Маша купила себе этот будильник, когда рассталась с Мариком. Увидев в маленькой лавке на Адаре, она сразу поняла: то, что нужно - никакого хромированного металла и громкого тиканья, никакого мариковского антиквариата, никаких воспоминаний о Марике. Так всегда, по внезапному наитию, она и покупала самые любимые вещи: так, вскоре после приезда в ювелирной лавке в Иерусалиме купила себе дешевое колечко с хамсой, "рукой Мириам" - и с тех пор почти не снимала с пальца, хотя вообще-то не носит колец, не любит, но про это сразу поверила - приносит удачу, как и говорил жуликоватого вида продавец, тараторивший на иврите и английском с чудовищной скоростью. Хамса была в Израиле повсюду - общий для арабов и евреев амулет с изображением анатомически невероятной руки со вторым большим пальцем, добавленным вместо мизинца для симметрии. Ее вплетали в узоры решеток, подвешивали на цепочках в домах, носили на шее и на руке. Маша так толком и не узнала, оберегает ли он от злых сил, приносит ли удачу, но кольцо носила вот уже шесть лет.

Так и в тот раз, в лавке на Адаре, она знала, что должна купить этот будильник, - и уже заплатив двадцать шекелей, засомневалась - как она будет просыпаться от такого тихого звонка? Но оставшись одна, Маша с недоумением выяснила, что просыпается без будильника - где-то на час позже, чем обычно будил ее Марик. После того, как она решила зарабатывать продажей собственных картинок, рано просыпаться нужно было только в дни ярмарок, куда Маша приносила бедуинов на верблюдах, Стену Плача, виа Делароза, старый Иерусалим, просто пальмы у моря. Картинки брали хорошо, стабильные деньги, хотя и небольшие. Пару раз удавалось хорошо продать большие пейзажи, нарисованные, еще когда она жила с Мариком (кольцо помогло?). На деньги, вырученные за каменные статуи Тимны, Маша поехала в Прагу; а вид на бахайский храм обернулся билетами в Москву и обратно.