Сережа. Рождение воина

– Странный человек! Целую лекцию нам здесь прочитал, а молодежь и уши развесила! – усмехнулся Василь. – Вроде образованный, а ничего не понимает и тоже, как и Богданыч, все на советскую власть свалил, а она родненькая все, чем мы доныне пользуемся и создала.

– Да угомонись ты Василь! Никого он не обвинял, просто человек высказал свою мысль и все, – примирительно сказала Максимовна.

– Это ты потому так говоришь, что сама, как и он повадилась в церковь ходить. Вот ты за него и заступаешься, – сказал ей в ответ Василь.

– Я в храм стала ходить, потому что жизнь заставила, а тебя видать еще петух хорошенько не клюнул, вот ты и по-прежнему атеизмом своим занимаешься. Да и терять тебе нечего, ты же бобыль и тебе переживать не за кого. А у меня сын воюет, да внук на руках под взрывами и обстрелами растет, мне кроме Бога не на кого надеяться!

– И что, что я бобыль, человеком, что ли перестал быть после этого? – сразу разобиделся Василь. – По мне тоже стреляют и я тоже, умирать не хочу!

– Ладно-ладно, – засмеялся Роман. – А то еще подеретесь, не дай Бог! Я гляжу, у вас здесь страсти творятся похлеще, чем на передовой!

Оксана засмеялась, но потом, посерьезнев, спросила:

– А где Максимыч живет?

– Здесь недалеко, дочка. В десятом доме, через дом от нас, – сказала Раиса Максимовна.

– Я что-то его и не припомню… Хотя я конечно здесь недавно живу.

– Он тоже, можно сказать, не совсем здесь жил все это время. Максимыч все по монастырям большую часть времени разъезжал, и в России, и в Украине, и в Белоруссии, в общем, как говорится, по всей Руси-матушке колесил. У него жена была, он ее очень любил, она заболела, помучалась, помучалась, да и померла, а он переживал очень сильно из-за этого, а потом верующим стал и душа, наверное, приуспокоилась. А вот война началась, и он наоборот перестал куда-либо ездить, у нас здесь пока в монастыре жил, пока монастырь прошлым месяцем ни разбомбили. Дома редко показывался. Я кстати у него спрашивала, почему он перестал ездить, все в основном стараются уехать, а он наоборот. Казалось чего уж проще, раз раньше ездил и сейчас можно куда-нибудь уехать, туда, где не стреляют почти что каждый день. Это мы непривычные куда-либо ездить, да и некуда нам особо ехать, хотя у нас, из нашего дома большинство уехало. Ромка воюет, – и она как-то тоскливо посмотрела на сына, – а мы с Сережкой здесь по подвалам ютимся. – Она опустила свой взгляд в пол и, задумавшись немного помолчала. – О чем это я говорила?

– Стареешь, мам! – заулыбался Роман.

– Да, старая ты, Максимовна стала! – засмеялся Василь, а вместе с ним и все присутствующие.

– Ну-у, не надо мою мамку обижать! – шутливо проговорил Василю Роман. – Она еще молодцом! И любому фору даст!

– Ах, да, – встрепенулась Раиса Максимовна, – я о Максимыче! Так вот он говорит мне: не могу мол, я где-то отсиживаться, пока мой народ воюет и страдает. Я говорит: должен с ним быть в беде! Воевать, говорит не могу, старый стал, да и в людей рука стрелять не поднимается, а может еще придется… Но я хоть тут рядом буду молиться, Бог даст и в Киеве власть сменится как-нибудь… Вот и остался здесь, ходит каждый день в монастырь и молится там.

– Толку что, что он молится? Путина что ли вымолить хочет, чтобы он сюда танки направил? – сказал Василь. – Не отправит, побоится с Западом конфронтовать! Если бы хотел, то уже бы ввел свои войска. Да и россияне не захотят за нас здесь гибнуть, оно мы им нужны, что ли?!

– А ты бы их с российским прапором встречал бы, да? – как-то угрюмо проговорил Богданыч.

– Может и встречал, все лучше, чем бандеровцы киевские. Да не полезут они сюда, нам самим нужно инициативу в свои руки брать, революцию снова делать! И власть свою устанавливать – советскую!

– Ой, хватит, а то опять подеретесь! – всплеснула руками Михайловна.

Все засмеялись, а их разговор тихо перетек в более спокойное русло и присутствующие стали говорить о житейских мелочах, погоде, хлебе насущном; шутить и смеяться – все-таки праздник! Война войной, а человеческая душа отдыха просит.

– У тебя есть мечта? – спросила Оля Сережу, глядя на смех взрослых.

– Конечно, наверное у всех есть мечта… А у тебя? – спросил он.

– Да-а! – и она мечтательно прикрыла глаза. – Я хочу, конечно, первым делом, чтобы кончилась война, и тогда я хочу поехать на море. Там я хочу купаться, загорать и кататься на яхте! А ты хочешь на море?

– Да, неплохо было бы.., – и он замолчал.

– Какой ты скучный, с тебя полслова не вытащишь! – засмеялась Оля.

– У меня тоже есть мечта… Большая мечта!

– Какая?

– Я хочу на танке въехать в Киев и отомстить за маму! – его взгляд засверкал не детским огнем.

– Какой ты страшный! – протянула Оля, внимательно всматриваясь в этот пылающий взгляд и ей показалось, что в его глазах она видит пылающий Киев.

Он поглядел на нее в недоумении, словно вынырнул из черных бездн ужасных воспоминаний. Ей стало его жалко и чтобы сгладить свою резкость, она проговорила:

– Ты очень любил свою маму?

– Больше всего на свете! – ответил он.