Сережик

В общем, я распределил роли и лег, как раньше лежал. Через минуту на пост влетает военный грузовик, из него выпрыгивают солдаты, занимают круговую защитную позицию, и ко мне бежит военный врач. Он расстегивает воротничок на моей шинели, кладет палец на артерию и командует:

– Быстро, носилки, он еще жив! В госпиталь, нахуй! Быстро!

Меня положили на носилки – и в кузов. Грузовик несся по лесу, мое безжизненное тело болтало в разные стороны, врач придерживал меня и связывался по рации с госпиталем:

– Госпиталь! Докладываю. Срочно вызвать хирурга. У курсанта, возможно, пулевое ранение с внутренним кровоизлиянием, крови нет! Слабый пульс и потеря сознания. Конец связи!

Я понял, что если сейчас совсем не умру, то попаду в тюрьму. Минимум на два года. Я от страха вспотел, холодный пот с меня лился градом, и дальше ничего уже не помню. Я окончательно умер.

Очнулся в госпитале от странного разговора. И сразу вспомнил, что случилось. Тут же опять закрыл глаза. Ну, почти закрыл. Подглядывал.

Посреди палаты стоял мой ротный Белоус и, задрав подбородок, слушал какого-то полковника. Тот курил, ходил вправо-влево и говорил, не глядя на Белоуса:

– Так. У курсанта потеря сознания и низкое давление. Похоже на голодный обморок, товарищ старший лейтенант Белоус.

Белоус, как мальчишка, проговорил:

– Так точно, товарищ полковник.

Полковник, не обращая на него внимания, продолжал:

– Так. Голодный курсант в мирное время, при исполнении боевого дежурства?

– Так точно, товарищ полковник.

– Так. Тревога чуть до Закавказского округа не дошла. Вы понимаете, что могло произойти, товарищ старший лейтенант Белоус?

– Так точно, товарищ полковник.

– Так точно ебем по-восточному через жопу, еб вашу мать! Кто?! Кто его сержант?!

– Сержант Лотюк из четвертой роты, товарищ полковник!

– Выебать! Выебать сержанта Лотюка из четвертой роты, товарищ старший лейтенант Белоус!

Полковник так сильно приблизил свое лицо к Белоусу, как будто они должны были целоваться в десны.

– Есть! – крикнул Белоус в рот полковнику. – Есть выебать сержанта Лотюка из четвертой роты, товарищ полковник!

Я все еще молчал. Это было похоже на военное кино, которое я десятки раз слушал. Да, слушал. Я не оговорился. В детстве, когда пора было уже спать, я просил маму разрешить мне остаться на диване перед телевизором. Мама разрешала только при одном условии: если я закрою глаза. Так, с закрытыми глазами, я прослушал множество фильмов. И под них засыпал. Вот и сейчас тоже лежал и слушал.

Я понял, что меня пронесло, и ребят тоже, что наутро выебут моего сержанта Лотюка. И это было приятно, и я решил очнуться и попросить воды. Не только потому, что я обезводился. Мне захотелось пить потому, что в военных фильмах все умирающие на поле боя в последний раз открывают глаза и просят хриплым голосом: «Воды-ы».

Сестра тут же принесла воды, ко мне подошел ротный командир Белоус, у него на глазах блестели слезы. Он сказал дрожащим голосом:

– Как ты нас напугал, сынок.

Я ничего не ответил, мне было стыдно. Я закрыл глаза и на этот раз не умер, а с облегчением заснул.

Больше армян на пятый пост не посылали.

Баня

Будем честны – при советской власти душ каждый день мы не принимали. Если только летом. Граждане великой страны купались раз в неделю, были банные дни: суббота и воскресенье. Конечно, это не было законом, почти во всех квартирах были ванные комнаты. Но традиция мыться по выходным оставалась. Ванна в другое время служила для резервации воды. Во многих районах и по сей день вода идет непостоянно. А вот в субботу вода сливалась, и мылась вся семья. По очереди. Детей купали последними. Желательно вечером, чтобы не выходили потом из дому. Была такая байка, что если искупаться, то легко простудиться. Принимать душ каждый день советский человек научился после развала СССР. Не знаю, как это объяснить. Наверное, это так называемое тлетворное влияние Запада.

Нас в армии тоже водили в баню только по субботам. Сразу скажу: антиперспирантов не было вообще. Сейчас с удивлением вспоминаем: как мы так могли жить? Садиться в транспорт летом, ходить в гости, на работу… Но я себя утешаю тем, что, скажем, у Моцарта в парике наверняка были вши, и эти моцарты в своей гнилой Европе вообще купались только за день до собственных похорон. Словом, мы в армии воняли, у нас были вши и грибок на ногах. Портянки меняли в неделю раз, и весь день бегали, потели, занимались физкультурой, копали землю, стреляли.

Но при этом вокруг все должно было быть чисто. Плац подметали каждый день. Полы и окна драили каждый день. Туалеты мыли зубными щетками. Стены, бордюры, заборы белили, технику красили и мыли. Доходило до абсурда: даже траву красили в зеленый цвет, если ехала какая-нибудь комиссия из округа или проверка. Все это было выдумано не для гигиены, а чтобы, как говорилось, солдат хуйней не маялся. А служил Родине! Потому что дай солдату хуй стеклянный, он и хуй сломает, и руки порежет. За нами постоянно был контроль, и мы делали много бессмысленных вещей, чтобы служба малиной не казалась, нахуй. Да и в баню ходили с песней.